Строки, добытые в боях - [28]

Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется, —

у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.

Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,

тот поймет эту правду, — она к нам в окопы и щели

приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.

Пусть живые запомнят и пусть поколения знают

эту взятую с боем, суровую правду солдат.

И твои костыли, и смертельная рана сквозная,

и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат, —

это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,

подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.

…Нас не нужно жалеть: ведь и мы никого б не жалели.

Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.

А когда мы вернемся — а мы возвратимся с победой,

все как черти упрямы, как люди живучи и злы, —

пусть нам пива наварят и мяса нажарят к обеду,

чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.

Мы поклонимся в ноги родным, исстрадавшимся людям,

матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.

Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем —

все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.

1945

Григорий Поженян

Григорий Михайлович Поженян родился в 1922 году в городе Харькове. Там окончил среднюю школу и в 1939 году был призван во флот. Участник обороны Одессы и Севастополя — служил во 2-м особом диверсионном отряде, действовавшем в тылу врага, прославившемся рядом дерзких операций. Участник Керченского и Новороссийского десантов. Воевал и на Севере. Во время освобождения Крыма служил на торпедных катерах. Был тяжело ранен. Награжден орденами Красного Знамени, Отечественной войны I степени, Красной Звезды. Писать стихи начал в годы войны. После войны закончил Литературный институт имени Горького. Первая книга «Ветер с моря» вышла в 1955 году.

Майская земля

Когда победу праздновало небо,

цветастыми ракетами пыля, —

прикрыв могилы шапкой ковыля,

впервые потучневшая от хлеба,

еще рубцы на скатах оголя,

уже от солнца щурилась земля.

Черна от пепла

и красна от маков,

зеленая от нетерпенья трав,

лугами росными своих сынов оплакав,

она лежала,

жизнью смерть поправ,

от северосибирских переправ

до самых новых пограничных знаков.

Земля помолодевшая добрела,

разбуженная жаждою корней.

И людям, належавшимся на ней,

казалось, что она впервые спины грела,

как будто раньше на десяток дней

до срока размягчать солдатам тело

она, еще тревожная, не смела…

В те дни бойцам, покончившим с войной,

своя земля была вдвойне родной.

Смирившаяся после отомщенья,

она была дорогою домой.

Не той, что горько тает за кормой,

а той, что означает возвращенье.

Морщины века, грусть войны — земля.

Приют погибших и живых — земля.

Мы надышались всласть госпиталями,

мы настучались вдоволь костылями

и возвратились на твои поля,

чтоб хлеб заколосился над полями.

Май месяц. Мирной ночи высота.

Весенней звездной ночи чистота.

Качаясь в грозных люльках, спят торпеды.

Но пусть их снова не разбудят беды.

Счет мирных лет ведем мы неспроста

по летоисчисленью от Победы.

Два главных цвета

Есть у моря свои законы,

есть у моря свои повадки.

Море может быть то зеленым

с белым гребнем на резкой складке,

то без гребня — свинцово-сизым

с мелкой рябью волны гусиной,

то задумчивым, светло-синим,

просто светлым и просто синим,

чуть колышимым легким бризом.

Море может быть в час заката

то лиловым, то красноватым,

то молчащим, то говорливым,

с гордой гривой в часы прилива.

Море может быть голубое.

И порою в дневном дозоре

глянешь за борт — и под тобою:

то ли небо, а то ли море.

Но бывает оно и черным,

черным, мечущимся, покатым,

неумолчным и непокорным,

поднимающимся, горбатым,

в белых ямах, в ползучих кручах,

переливчатых, неминучих,

распадающихся на глыбы,

в светлых полосах мертвой рыбы.

А какое бывает море,

если взор застилает горе?

А бывает ли голубое

море в самом разгаре боя,

в час, когда, накренившись косо,

мачты низко гудят над ухом

и натянутой ниткой тросы

перескрипываются глухо,

в час, когда у наклонных палуб

ломит кости стальных распорок

и, уже догорев, запалы

поджигают зарядный порох?

Кто из нас в этот час рассвета

смел бы спутать два главных цвета?!

И пока просыпались горны

утром пасмурным и суровым,

море виделось мне

   то черным,

то — от красных огней —

   багровым.

«…Силуэты вражеских кораблей…» (А. Крон)

…Силуэты вражеских кораблей я начал различать уже после того, как затрещали звонки боевой тревоги. Взревели моторы, винты взвихрили воду, орудия развернуты на левый борт, и по команде флагмана колонна начинает маневр. Взвился сигнальный флажок — «открыть огонь по противнику». Залп, другой, третий… Проходит несколько секунд, и над нами свистит ответный снаряд. Перелет.

И закипел морской бой. В этом штампованном определении есть зерно истины. Море действительно кипит. Во время крутых циркуляций тяжелые брызги долетают до мостика. Два встречных потока трассирующих снарядов стелются над водой, задевая за волну, снаряды рикошетируют. Когда смотришь на приближающийся снаряд, кажется, что он летит очень медленно, но прямо на тебя. Дым, острый запах пороховой гари.

Все это продолжается считанные минуты. Но восприятие так обострено, что минуты сильно растягиваются в длину, и успеваешь видеть все. И как исполняются сигналы флагмана на других катерах, и лица сигнальщиков, и фигуру артиллериста младшего лейтенанта Глебова. Опершись локтем о кормовую башню, он спокойно корректирует огонь…