Строители - [116]

— Кран! — ответил Жора. — Я вот сейчас еду и все думаю: сколько их в Москве!

— Согласен, — сказал я.

— Башенный кран, — уточнил Костромин.

— Смотри ты, какое согласие! — усмехнулся Васильев. — Вот бы всегда так… А основа какая? Поле?

— Небо и звезда, — Костромин повернул к нам лицо. — Смысл такой: стройка и дерзновение.

— Не согласен, — Жора непосредственно имел дело с механизмами и мыслил более реально. — Кран должен стоять на земле.

— Итак, предлагается такая эмблема Москвы, — подытожил Васильев. — Башенный кран, стоящий на земле; вдали небо со звездой. Принимается?

Никто не возражал.

— А почему я вдруг об этом спросил? — снова обратился к нам Васильев.

— Стройка кругом… краны, — Жора показал направо, налево. — Москва сейчас — «крановая» и долго такой будет.

Машина вильнула и подъехала к нашим домам.

Знаете ли вы, что такое аврал или штурмовщина на стройке? Знаете?

Я поверю только, если вы строитель. Потому что нигде аврал не принимает таких мерзких, я бы сказал, унизительных для людей форм, как на строительстве.

На четырех корпусах был аврал. Это значило, во-первых, что начальство совсем потеряло голову, забыло все, чему его учили, чему оно само учит других, поснимало с большинства строек бригады и кинуло их на авральные корпуса, будто на этих корпусах заканчивается вся деятельность строителей, а дальше конец света; это значило, во-вторых, что сместились и перемешались все служебные функции: начальники и главные инженеры строительных управлений превратились в прорабов, а прорабы, усмехаясь, стали в сторонке и прятались от многочисленного начальства; это значило, наконец, что монтажные бригады, привыкшие работать по минутам, сейчас без смысла и логики распиханы по помещениям, мешают друг другу, спорят, ругаются, тащат на носилках грузы — и в конце концов примиряются со всем этим бедламом. Но в глубине души они оскорблены, ибо ничто так не унижает рабочего человека, как неорганизованность. И вред от аврала не только в том, что все остальные стройки законсервированы, что план летит вверх тормашками, что нарушена технология, главный вред — моральный. Долго еще после аврала коллектив болеет, не может вернуться к нормальной жизни.

Вот это нужно запомнить крепко.

Бригада Косова, та самая, что так много дала предложений по экономии труда, в новых носилках таскала на этажи раствор. Носилки были устроены с присущей бригаде выдумкой (если вообще это слово можно ставить рядом с носилками, сконструированными еще на заре человечества): вместо досок — легкая фанера.

— Почему все вручную? — спросил я Ревякина, главного механика треста, сопровождавшего меня. Он сейчас постоянно находился на этой площадке.

Ревякин, по обыкновению, медлил с ответом, но, когда мы прошли весь этаж и я уже потерял надежду услышать его голос, пожав плечами, вдруг сказал:

— Черт его знает, Трошкин кричит, что нет времени возиться с механизмами. Пока получишь их, пока установишь — неделя пройдет. Потом он, наверное, считает, что вручную вернее, никаких простоев.

— Зачем же тут находитесь вы?

Механик улыбнулся:

— Все же когда на площадке сидит главный механик, то вроде и механизация есть.

— Так на всех домах?

— Да.

Подошли Девятаев и сварщик Копылов с носилками, наполненными раствором.

— Вопросик можно? — спросил сварщик.

— Пожалуйста.

— На экскурсию к нам? Как труд экономится? — Он кивнул на носилки.

Я ничего не ответил.

— Эх, сказал бы я… — Кровь прилила к его лицу.

— Пошли, — коротко приказал Девятаев. Но сварщик вдруг бросил носилки. Серая каша раствора разлилась, обдав нас брызгами.

— Я бы сказал… я бы сказал! — все повторял сварщик. Лицо его побледнело, он весь дрожал.

— Иди! — Девятаев, опустив ручки носилок, потащил его на лестничную площадку. — Иди!

На площадке сварщик, уже не сдерживаясь, долго и замысловато ругался.

Носилки лежали на полу, раствор растекался. Механик отошел в сторону, а я все стоял на месте. «Неужели я опоздал?»

Пришел Девятаев с лопатой, спокойно начал собирать раствор.

— С чем приехали, Виктор Константинович? — вдруг резко и требовательно спросил он.

— Попросите всех бригадиров прийти в прорабскую в обеденный перерыв. Сами приходите.

— Хорошо… И сварщику можно? Вы на него не обижайтесь, невыдержанный он.

— Нужно.

Подошли прораб Шуров и прораб по отделке Чугунов. Шуров низко поклонился.

— Выкладывайте ваши штучки сразу, — сказал я Шурову. — Мне сейчас на совещание.

— Так сказать, государственные дела требуют?

— Пойдемте, пойдемте, посмотрите, до чего вы довели стройку, — сказал Чугунов.

На лестничной площадке нас остановила девушка, веселая, белокурая, в синих брючках, — девушка с плаката, вербующего москвичей на стройки Урала. Мне показалось, что вот сейчас она заявит нам словами плаката: «На стройках Урала, товарищи, вас ждет интересная работа». Но девушка спросила:

— Кто из вас этот самый Виктор Константинович?

Я ей обрадовался (все же будет перерыв хоть на несколько минут) и поднял руку:

— Я буду этот самый Виктор Константинович.

— Ага… Так вот, вас срочно требуют на совещание. — Она с любопытством, ничуть не стесняясь, разглядывала меня. — Ух и кричит там Трошкин, аж покраснел весь!