Строители - [107]
— Зайдем, Виктор, к заказчику. — Беленький снова начал называть меня по имени.
На втором этаже, рядом с прорабской отделочников, на дверях висела табличка:
Заказчик
Жилищно-строительные кооперативы:
Молния-2
Монолит
Дружба-9
— «Монолит» все кричит, что, не примет корпус. Примут, как миленькие, — усмехнулся Беленький и толкнул дверь.
Триумвират заказчика собрался в полном составе. Председатель «Молнии-2», сидя за столом, по обыкновению трудился над трубкой, выколачивая остатки табака; у окна сидела очень худенькая «Дружба-9»; посередине комнаты, в кресле, задрав вверх бороду, расположился председатель «Монолита».
— Здравия желаю, товарищи председатели! — бодро прокричал Беленький. — Как она, жизнь? Была жеребьевка?
— Была, — ответил «Монолит».
— Пожалте номера квартир, товарищи председатели. Мы уж ваши квартирки под орех отделаем.
Председатель «Монолита» еще выше задрал бороду.
— Все равно не приму, — звучным, хорошо поставленным голосом заявил он. — Тут еще на три месяца работы.
— Что вы, что вы, Альфред Семенович! — трепеща веками, окрашенными в голубой цвет, воскликнула председательница «Дружбы-9». — Они, бедненькие строители, так потрудились! Столько хлопот! Столько хлопот! — Она жалостливо посмотрела на нас. — А номера квартир ни к чему, делайте всем одинаково.
Я вышел. Уже у ворот меня догнал Беленький.
— Дали они номера своих квартир, конечно. Пойдем к машине, я тебя подвезу.
Мы ехали молча. У треста Беленький остановил машину, усмехаясь сказал:
— А ты очень изменился, Виктор.
— Похудел? Поправился?
— Да нет, не в этом дело. Помнишь наш разговор в этой же машине? Тогда ты преподал мне урок… Тебя лупили со всех сторон, другой бы сдался или ушел, а ты принципиально гнул свою линию. Помнишь, я сказал тогда, что уважаю тебя. А сейчас…
— А сейчас?
— Понимаешь, ты как-то своим примером влиял на других… И люди рядом с тобой чище становились, лучше.
— Это что, объяснение в любви? — насмешливо спросил я.
Беленький надулся, но пересилил себя:
— Что с тобой случилось, Виктор? Мне кажется, ты изменил самому себе.
Мне всегда казалось, что Беленький играет какую-то роль, выдуманную им самим. Впервые я почувствовал в его словах искренность.
— А Костромин, он тоже стал чище? — спросил я.
— Ах, вон оно что! Понятно, только не слишком ли это дорогая цена, а, Виктор?
Я хлопнул дверцей машины:
— Все равно…
Беленький высунул голову из окошечка машины и сказал вслед:
— Если ты будешь так стучать, то придется тебе оплатить ремонт машины. Подожди!
Я остановился:
— Ну?
— Так что, посылать людей, как приказал Костромин?
— Вы же стали чище, как только что признались, — вот и решайте.
Беленький усмехнулся:
— Ух и язва ты стал! Сорвем квартал.
На двадцать четвертом было потруднее. Я еще не успел подойти к корпусу, как меня увидел Гнат.
— Инженер, — закричал он во всю глотку, — сюда иди, к нам! Что же…
Больше я ничего не услышал, рядом запустили компрессор. «Кручу-у-у… кручу-у-у», — начал повторять он, очевидно от удовольствия, что наконец заработал.
Гнат с перекрытия третьего этажа продолжал что-то кричать, широко открывая рот и энергично жестикулируя. Я постоял около компрессора несколько минут, что, по моим расчетам, должно было несколько умерить пыл Гната, и поднялся на перекрытие.
…Гнат никак не хотел учитывать разные психологические тонкости.
— Инженер, — кричал он, хотя я стоял рядом, — при чем тут Костромин? Он же твой заместитель.
— Понимаете, Гнат, — пробовал я объяснить. — Он действительно мой заместитель, но на период отпуска управляющего…
— Ничего не понимаю! Что-то ты чудишь, инженер! Ну, вот смотри: Степан мой заместитель, — он показал на своего кореша, который, улыбаясь, стоял рядом. — Чтобы он пошел против меня? Я б ему…
— Но представьте себе, Гнат, — старался втолковать я ему, — если б вдруг Степана назначили и.о. мастера, вы бы ему были подчинены? Верно?
— Степана мастером? Никогда не назначат… Степан, ты что, пойдешь работать мастером?
— Нет, нет, уж если мастером, то скорее тебя.
Я оставил всякие попытки что-либо втолковать Гнату.
— Никуда я отсюда не поеду, — все больше распаляясь, кричал Гнат. — Смотри, инженер, видишь? — он показал на плакат, наклеенный на фанеру. — Смотри! Сколько сейчас времени?
— Четырнадцать часов двенадцать минут, — покорно ответил я.
Гнат вытащил из кармана спецовки большие часы и снисходительно сказал:
— Спешат у тебя, инженер, часики, на полторы минуты. — Он поднял свои часы. — Видишь, два часа одиннадцать, по графику в это время должны доставить наружные панели. Смотри, — показал он на улицу. — Мчится как! А?.. Это же по твоему предложению перешли на монтаж с колес… Куда же ты меня переводишь? Не пойду!
Как это ни странно, наиболее откровенный разговор у меня состоялся с прорабом Кочергиным, хитрющим доморощенным дипломатом. Он сидел за столиком в своей маленькой прорабской и, надев очки, что-то подсчитывал на счетах.
— Здравствуйте!
— Здравствуйте, здравствуйте, Виктор Константинович, — он снял очки.
— Пойдемте на монтаж!
— Пойдем.
Строили крытый рынок. И, как всегда, его высокие, тонкие колонны вызвали у меня тревожное чувство. Нет, не потому, что я беспокоился за их прочность. Когда-то в институте я мечтал, что буду проектировать вот такие сложные конструкции… Главное — рассчитывать их. Это профессор Уманов привил нам любовь к расчетам. Он приходил в аудиторию и молча рисовал на доске сложнейшую раму, вызывал и требовал нарисовать эпюру моментов. У доски все краснели, тогда Уманов, улыбаясь, пояснял. Рама оказывалась просто несколько раз согнутой консолью.
Лауреат премии ВЦСПС и Союза писателей СССР Лев Лондон известен читателю по книгам «Как стать главным инженером», «Трудные этажи», «Дом над тополями». В новом остросюжетном романе «Снег в июле» затрагиваются нравственные и общественные проблемы. Роман — своеобразное лирико-сатирическое повествование. Свободно и непринужденно, с чувством юмора автор раскрывает богатый внутренний мир своих героев — наших современников. В книгу включены также рассказы из жизни строителей.
Харий Гулбис — известный романист и драматург, автор знаменитых пьес «Теплая милая ушанка» и «Жаворонки», идущих на сценах страны. В романе «Осоковая низина» показана история одного крестьянского рода. Главные герои романа проходят длинный трудовой путь от батрачества до покорения бесплодной Осоковой низины и колхозного строительства.
Илья Зиновьевич Гордон — известный еврейский писатель, автор ряда романов, повестей и рассказов, изданных на идиш, русском и других языках. Читатели знают Илью Гордона по книгам «Бурьян», «Ингул-бояр», «Повести и рассказы», «Три брата», «Вначале их было двое», «Вчера и сегодня», «Просторы», «Избранное» и другим. В документально-художественном романе «Под жарким солнцем» повествуется о человеке неиссякаемой творческой энергии, смелых поисков и новаторских идей, который вместе со своими сподвижниками в сложных природных условиях создал в безводной крымской степи крупнейший агропромышленный комплекс.
Роман Андрея Васильевича Головко (1897—1972) «Артем Гармаш» повествует о героическом, полном драматизма периоде становления и утверждения Советской власти на Украине. За первые две книги романа «Артем Гармаш» Андрей Головко удостоен Государственной премии имени Т. Г. Шевченко.
Во время пребывания в Австрии в 1960 году Н. С. Хрущев назвал советского майора Пирогова А. И. как одного из руководителей восстания узников лагеря смерти Маутхаузен. А. И. Пирогов прошел большой и трудный путь. Будучи тяжело раненным во время обороны аджимушкайских каменоломен в Крыму, он попал в руки врага, бежал из плена, но был схвачен и отправлен в лагерь смерти Заксенхаузен, а затем в Маутхаузен. Эта книга — суровый рассказ о беспримерном мужестве советских людей в фашистском плену и заключении, об их воле к борьбе, отваге, верности интернациональному долгу, об их любви и преданности матери-Родине. Отзывы о книге просим направлять по адресу: Одесса, ул.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!