Строители - [106]
— Что вы собираетесь делать? — обеспокоенно спросил Костромин.
— Ничего-ничего, Владислав Ипполитович, все будет в порядке.
Один за другим в комнату входили начальники отделов, последней вошла Нина.
Я поднялся:
— Владислав Ипполитович и я побеспокоили вас буквально на несколько минут. Вчера Владислав Ипполитович дел согласие Левшину за месяц сдать в эксплуатацию четыре дома…
— Как за месяц? — перебил меня главный механик Ревякин. — Там же монтируются только девятые этажи.
— За месяц, Иван Иванович, — вздохнул я. — Ничего не поделаешь — просьба Левшина.
— Но это же самоубийство, — зло сказал Мякишев. — Форменное самоубийство. Даже если перевести на каждый дом по четыреста рабочих…
— Извините, пожалуйста, — мягко перебил я Мякишева. — Я тоже так говорил у Левшина, но Владислав Ипполитович, как и.о. управляющего, сами приняли это решение… Так, Владислав Ипполитович? — вежливо спросил я.
Костромин молчал. Не спешил и я. Ему пришлось ответить:
— Да… Я не мог отказать Левшину.
— Так вот, учитывая такое сложное задание, — продолжал я, — Владислав Ипполитович хочет лично заняться сдачей этих домов. — Я остановился, ожидая реакции Костромина, но он ничего не сказал.
— Наша задача — разгрузить Владислава Ипполитовича. С сегодняшнего дня по всем вопросам текущей работы треста обращаться ко мне. И вы, Нина, все бумаги направляйте мне… Вы хотели что-нибудь добавить, Владислав Ипполитович?
Костромин молчал.
— Всем службам треста оказывать этому строительству самую конкретную помощь. Все, товарищи, вы свободны, извините, пожалуйста, что оторвали вас от работы.
— Это же знаешь что, Виктор! — закричал Ротонов. — Как ты мог допустить?
— Я тоже вчера кричал, уважаемый товарищ Ротонов, но меня выставили из комнаты, выгнали. Ясно?.. Все свободны.
В комнате остались только я, Костромин и Васильев.
Костромин растерянно смотрел на меня, Васильев задумался.
— Вы хотели мне что-то сказать, Валентин Михайлович? — спросил я его.
— Нет. — Он поднялся и медленно вышел из комнаты.
— Вы извините, Владислав Ипполитович, я тоже побегу. Ведь у нас есть и другие объекты, потом управление Янина… Побегу. — Я поднялся.
Костромин молчал.
«Других» домов у нас было много.
У одного из них стояли Беленький, прораб Шуров и Косов, бригадир комплексной бригады.
Беленький притворился, что не заметил меня.
— Чего язвишь, Шуров? — строго говорил он. — Мне эти твои фокусы уже в печенке сидят. Хочешь уходить на проектную — уходи. Я тебе «докладывал», что возражал Костромину. Он знать ничего не хочет. Рабочих всего управления — на «корабль».
Беленький как будто невзначай повернулся:
— А-а, вот и главный инженер. Он может тебе дополнительно все разъяснить.
— Здравствуйте, — сказал я.
Шуров в пояс поклонился, заявив, что он весьма рад моему появлению, — наверное, сейчас все станет на свое место. Чтобы я не вздумал принять эти его высказывания за правду, он иронически улыбнулся.
С того времени, как я впервые увидел его, много воды утекло: были снесены целые кварталы старых деревянных домишек, построены тысячи новых домов, на Марс запущена автоматическая станция, на улице Горького появились бородатые молодые люди с длинными волосами, в кожухах, только один Шуров все так же с невозмутимым лицом язвил начальству и в этом, казалось, видел смысл своего существования.
— В самом деле, Виктор Константинович, — важно сказал Беленький, — что это вы с Костроминым там сотворили? Ведь вот Косов начал монтировать дом четырнадцать-Б, а сейчас прекращать приходится.
«Спокойненько, спокойненько, по-взрослому! Удивиться нужно, обязательно удивиться», — говорил я себе.
— А что случилось?
Беленький подозрительно посмотрел на меня:
— Как что случилось? Костромин приказал снять с «Б» всех рабочих до одного и перевести на «корабль». Чтобы завтра там было триста человек… С ума вы сошли?!
— Ах, вон оно что! Но я тут ни при чем.
Я подробно рассказал все.
— Ну, а почему ж вы не отстояли своего мнения? — спросил Шуров.
— Я отстаивал, но меня попросили уйти.
— Ай-ай, как нехорошо! — издевался Шуров. — Так, значит, и выгнали?
— Извините, вмешаюсь в разговор, — раздался за моей спиной голос.
Я обернулся. Сзади стоял посол бригады Косова Девятаев. Его плоское большое лицо было, по обыкновению, спокойно и невозмутимо.
— Пожалуйста, Девятаев.
— Значит, вы тут, Виктор Константинович, ни при чем? Ваше дело сторона?
— Сторона, сторона! — подтвердил я. — Понимаете, Девятаев, Костромин сейчас и.о. управляющего. Он может самостоятельно принимать решения, как единоначальник.
— Понимаю, — спокойно сказал Девятаев. — Но ведь, насколько мне помнится, когда вы пришли в трест, тоже принимались решения, но вы добивались их отмены… И успешно.
«Спокойно! — снова приказал я себе. — Он, конечно, прав, но это не важно, главное — Костромин!»
Я развел руками.
— Понятно, — не повышая голоса, сказал Девятаев.
— Пойдемте, — обратился я к Беленькому, — посмотрим, как у вас дела.
Когда я прощался, Шуров демонстративно отвернулся, Косов пристально посмотрел на меня, задержал мою руку. Мне показалось, что в его глазах промелькнула жалость.
Мы прошлись с Беленьким по корпусу.
Лауреат премии ВЦСПС и Союза писателей СССР Лев Лондон известен читателю по книгам «Как стать главным инженером», «Трудные этажи», «Дом над тополями». В новом остросюжетном романе «Снег в июле» затрагиваются нравственные и общественные проблемы. Роман — своеобразное лирико-сатирическое повествование. Свободно и непринужденно, с чувством юмора автор раскрывает богатый внутренний мир своих героев — наших современников. В книгу включены также рассказы из жизни строителей.
Тевье Ген — известный еврейский писатель. Его сборник «Наши времена» состоит из одноименного романа «Наши времена», ранее опубликованного под названием «Стальной ручей». В настоящем издании роман дополнен новой частью, завершающей это многоплановое произведение. В сборник вошли две повести — «Срочная телеграмма» и «Родственники», а также ряд рассказов, посвященных, как и все его творчество, нашим современникам.
Бурятский писатель с любовью рассказывает о родном крае, его людях, прошлом и настоящем Бурятии, поднимая важные моральные и экономические проблемы, встающие перед его земляками сегодня.
Новый роман-трилогия «Любовь и память» посвящен студентам и преподавателям университета, героически сражавшимся на фронтах Великой Отечественной войны и участвовавшим в мирном созидательном труде. Роман во многом автобиографичен, написан достоверно и поэтично.
Нынче уже не секрет — трагедии случались не только в далеких тридцатых годах, запомнившихся жестокими репрессиями, они были и значительно позже — в шестидесятых, семидесятых… О том, как непросто складывались судьбы многих героев, живших и работавших именно в это время, обозначенное в народе «застойным», и рассказывается в книге «В полдень, на Белых прудах». Но романы донецкого писателя В. Логачева не только о жизненных перипетиях, они еще воспринимаются и как призыв к добру, терпимости, разуму, к нравственному очищению человека. Читатель встретится как со знакомыми героями по «Излукам», так и с новыми персонажами.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!