Строгановы: история рода - [46]

Впоследствии будет интересно узнать, в какой же степени Новосильцев оказался прав и в чём ошибался.

Супруга графа Павла Александровича Строганова Софья также была в замешательстве:

«Мы нерешительны; здесь все нерешительны и слабы (употребляя местоимение „мы“, Софья подразумевала государя Александра I); прямо беда: эти господа расскажут Тебе о своих намерениях уйти в отставку, но никто не нуждается ни в их советах, ни в их уходе…» Далее она добавила несколько подробностей о придворных сплетнях, а затем не смогла избежать искушения, чтобы слегка не упрекнуть супруга: «Пиши мне об Англии, которую Ты так любишь, менее лаконично: пиши мне, что Ты поделаешь и где Ты проводишь своё свободное время!..Как раз в тот момент, когда запечатывала своё письмо, которое я Тебе написала, я получила от Тебя две весточки, которые меня сделали счастливой! Что я, собственно говоря, ожидала и что мне совсем не нравится, так это то, что всё, что Ты видишь в своей любимой Англии, Тебя восхищает, и я боюсь, что это чувство восхищения всем увиденным в Англии будет у Тебя всё больше и больше увеличиваться и что нам так и не удастся выманить Тебя из этой столь любимой Тобой страны. Какой бы чудесной ни была эта страна, ты не имеешь права забывать о своём долге по отношению к Своему престарелому отцу. Ему семьдесят один год. От Тебя, видимо, не ускользнуло моё красноречие, с которым я пыталась принизить прелести этого волшебного острова… Мы с печалью узнали о смерти мистера Питта; он был единственно энергичным и деятельным человеком, способным противостоять ужасам современного мира среди британских политических деятелей. Такого мнения придерживаются далеко не все. Многие не скрывают своей радости по поводу ухода его из жизни… До свидания. Обнимаю тебя тысячу раз».

В донесении государю от 28 апреля 1806 года граф Павел Александрович Строганов ссылался на приложение к копии письма Талейрана Фоксу и на его ответ:

«Его Императорское Величество может быть вполне уверено в полном благородства тоне британского министра иностранных дел в отличие от неискренности французского послания. Полагаю, что вряд ли можно доказать большую лояльность по отношению к своему союзнику и верность своему слову, чем, как это явствует из письма британского правительства, намерены делать англичане. Само по себе это вполне естественно и не заслуживает особой похвалы, но в наше время очень редко истинная искренность рассматривается как особое достоинство… Слава Богу, что русские и английские придворные, то есть лица из ближайшего окружения Вашего и британского Высочеств, ещё достаточно далеки от всеобщего вырождения… Для французского текста характерны три основные черты: софизм, лживость и витиеватость…»

Затем граф Павел Александрович Строганов, рассматривая отдельные стороны текста, продолжает:

«При сложившихся обстоятельствах Mr. Fox считает данный момент наиболее благоприятным для того, чтобы нанести решающий удар… ибо весь континент после ответных ударов впал в летаргию… Вопрос лишь в том, где?..»

Разговоры о возвращении графа Павла Александровича Строганова не прекращались, и вот 27 июня 1806 года Новосильцев написал Павлу Александровичу, выражая надежду на его скорое возвращение:

«Рад услышать, что государь уже написал тебе, чтобы вернуть Тебя, наконец, в Санкт-Петербург, и я надеюсь, что Ты, в конце концов, всё-таки вернёшься. Ты не можешь себе представить, с каким нетерпением Тебя здесь ждут. Твой отец вне себя от радости, а графиня, которая в последнее время была в подавленном состоянии и лишилась аппетита и сна, сейчас, кажется, чувствует себя, наконец, значительно лучше, повеселела. Все Твои дети, особенно Бабетинка, моя любимица, без конца повторяют: “Папа возвращается, папа возвращается домой”. Видимо, излишне Тебе писать, что князь Адам (Чарторыйский) и я разделяем радость в связи с Твоим скорым возвращением».

Далее Новосильцев просил Павла Александровича Строганова передать привет всем его английским друзьям, а затем невидимыми чернилами добавил:

«Мы более не в состоянии ничего сделать; князь Адам (Чарторыйский) лишился своей должности: все мои старания воспрепятствовать этому оказались бесполезными, Государь сам пожелал, чтобы князь Чарторыйский, оставив должность, ушёл в отставку. В свою очередь и я просил освободить меня от всех моих должностей. Моя просьба наделала много шума, привлекла всеобщее внимание. Государь попытался любым способом убедить меня остаться, но я не дал себя уговорить до тех пор, пока мы не пришли к согласию, что князь Адам (Чарторыйский) сохранит своё место в сенате и в Государственном Совете, после чего я тоже дал согласие стать сенатором и остаться на своих прежних должностях, за исключением должности заместителя министра юстиции. Ни при каких обстоятельствах я не желаю служить в каком-либо министерстве. Хотя государь дал своё согласие, но, как всегда, колеблется, медлит, чтобы избежать неблагоприятного впечатления, которое может возникнуть, если мы одновременно уйдём со своих постов, но я твёрдо стою на своём, чтобы всему миру доказать, что я не причастен к грядущему.