Стриптиз - [29]

— А подпись? — спросила почтовая служащая, прочитав текст с невозмутимым видом.

Тогда Селита назвала первое пришедшее на ум имя — Каролина Дюбуа. Больше ее ни о чем не спрашивали.

Мари-Лу скромно дожидалась на пороге.

— Ты уверена, что не сделала глупость?

Селита рассмеялась:

— Мне теперь уже все равно, глупостью меньше, глупостью больше… Тебе не хочется напиться, а?

— Нет, если ты пойдешь пить, я тут же возвращаюсь домой.

Нельзя сказать, что это было только желание напиться. Селита испытывала потребность в чем-то более неопределенном и чувствовала себя несчастной и оскорбленной.

Она молча разделась в комнате, которая ей показалась сегодня особенно неуютной, безликой и уродливой.

Вопреки своим привычкам, она улеглась голой и не почистила зубы. Мари-Лу легла позже нее и погасила свет.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Прошло несколько минут, и теперь Селита твердо знала, чего она так мучительно желает: мужчину, безразлично какого, лишь бы он смог раздавить ее, причинить ей боль и снять ее нервное напряжение.

Возможно, оттого, что она много выпила и в ее затуманенном мозгу произошел какой-то сдвиг, ей вдруг захотелось встать, накинуть пальто прямо на голое тело и отправиться на улицу, чтобы попросить первого попавшегося мужчину помочь ей.

В прошлую ночь, хотя она совсем этого не желала, у нее был Эмиль.

Через приоткрытое окно и закрытые ставни она слышала шаги, шуршание шин велосипедов — мимо проходили люди, одни возвращались с ночной смены, другие направлялись на дневную работу.

Ее глаза были устремлены в темноту, тело напряжено, болели кончики грудей. Она так стиснула зубы, что они заскрипели. С соседней кровати послышался сонный голос Мари-Лу:

— Что с тобой?

Тогда она зашлась в крике:

— Ничего! Ты меня слышишь? Ничего! Я…

И вдруг обмякнув, почувствовав себя опустошенной, разразилась громкими рыданиями.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

Не сговариваясь, все трое выбрали в своем гардеробе одежду поскромнее, попроще и почти не наложили косметики. Если посмотреть на них, тихо стоящих в саду, то кажется, что это девушки, вышедшие из церкви после мессы.

Наташа пришла раньше всех и подождала остальных на небольшой узкой улочке, ведущей вниз. «Понтиак» мсье Леона стоял там позади длинной и низкой ярко-красной спортивной машины хирурга.

Когда подошли ее подруги, вопросительно посмотрели на нее, Наташа сказала:

— Началось это четверть часа назад. Мы вроде бы сможем подождать в саду, но если не произойдет какого-нибудь несчастья, мы все равно ничего существенного не узнаем сегодня.

Они находились в Эстерельской клинике, расположенной в тихом старинном квартале, где только собаки и кошки бродили по улицам, резко поделенным на теневую и солнечную сторону, и виноторговцы мыли свои бутылки.

В саду с аллеями, усыпанными светлым гравием, было много тени от деревьев, чья листва поражала разнообразием оттенков зеленого цвета, а в глубине у самой стены кудахтали куры, отгороженные мелкой решеткой.

Редко девушкам доводилось бывать где-либо в такое время, и к тому же всем вместе, ибо еще не наступил полдень и они почти не спали. Большинство окон клиники были открыты, и больные, мужчины и женщины, в халатах из хлопчатобумажной материи с тонкими синими полосами, высовывались поочередно, чтобы посмотреть на девушек.

Из них троих Селита была самая бледная и выглядела наиболее взволнованной. В течение десяти дней, пока мадам Флоранс находилась в клинике и ее обследовали, брали анализы и делали рентгеновские снимки, она приходила сюда каждый день в часы посещений, и места ей были уже хорошо знакомы.

Селита знала, что на первом этаже располагалось родильное отделение. Два дня назад она видела, как везли по коридору женщину из шестой палаты, а следом шла медсестра с пятнами крови на переднике и несла в руках новорожденного.

Занавеска на окне иногда раздувалась от ветра и немного сдвигалась, так что взорам открывались кровать, неподвижная и ослабевшая мать, белые гвоздики на ночном столике, а в глубине поблескивала колыбель ребенка.

Этажом выше, прямо над шестой палатой, были матовые стекла, там, за этими стеклами, и оперировали сейчас хозяйку.

Наташе тоже было не по себе.

— Говорят, что в последний момент, когда за ней пришли с носилками, она приподнялась в своей кровати и стала кричать, что не хочет, что отказывается от операции и предпочитает спокойно умереть. Она так билась и кричала, что пришлось ей делать уколы.

Небо было ярко-синим, в воздухе разливались тепло и спокойствие, на деревьях щебетали птицы, какой-то совсем не пугливый дрозд прыгал по лужайке, вызывающе, с наглым видом поглядывая на трех девушек.

— А где сейчас хозяин? — спросила Селита.

— Насколько мне известно, там наверху есть небольшая комната, рядом с операционной, специально для родственников, которые ожидают. Я его не видела. Когда я пришла, его машина уже была здесь.

Они услышали шаги по гравию и увидели спешащую Франсину, одетую в синий костюм, с белой шляпой на золотистых волосах.

— Сегодня четверг, — объяснила она. — У Пьеро нет занятий. А я никого не могла найти посидеть с ним. Не приводить же его сюда.

— Куда же ты его дела?