Стриптиз-клуб «Аллигатор» - [52]

За прилавком стояла крашеная блондинка, ростом метр восемьдесят, со стрижкой под мальчика. Она сказала, что ее зовут Таня. Я заказал золотую цепочку к золотой монете. Таня попросила оставить монету до пятницы. В «Привал у моста» я вернулся на такси и оставшееся время посвятил мытью окон.

В четверг я проснулся рано, вызвал такси, поехал на почту и отправил бандеролью каждому из двенадцати торговцев монетами в Арканзасе и Теннесси по монете с большим содержанием золота высшей пробы, стоимостью где-то три с половиной тысячи долларов. Почтовая служба США гарантировала доставку в любую погоду и определяла ценность вложения в двадцать пять тысяч долларов.

Вернувшись в «Привал у моста», я стал готовиться к встрече с Шерри-Ли.

Она сидела на ступенях своего трейлера, разговаривала с администратором трейлерного поселка. На ней был розовый топ и обрезанные джинсы.

Я помахал ей, будто ничего не произошло.

– Привет, Мартин, – вскинула она руку в ответ.

– Погодка-то какая, а? – улыбнулся я.

– Вы, наверное, ещё не слышали. – Администратор ухмыльнулся, покачав головой.

– О чем я не слышал?

– Черномазый псих повесился!

– Вам следовало бы проявлять больше уважения, – сказала Шерри-Ли. – Джек был несчастным, одиноким человеком, который нуждался во внимании.

Она поднялась по ступенькам к себе и закрыла дверь.

– Уж не ей бы говорить об уважении, если вы понимаете, о чем я, – подмигнул мне администратор.

– Мне бы очень хотелось заткнуть вам глотку, – улыбнулся я, – но не хочется руки марать.

Администратор ушел, а я поднялся по ступенькам и постучал в дверь трейлера Шерри-Ли.

– Чего тебе? – отозвалась она, не открывая двери. – Неужели не понимаешь, что мне не до тебя?

– Мне необходимо поговорить с тобой. Не здесь, не сейчас. Я прекрасно понимаю, что ты расстроилась из-за Бесноватого Джека и все такое. Давай встретимся завтра вечером. Я буду ждать тебя на пляже, в кафе «Закат». Приходи, пожалуйста! Это очень важно.

– Мартин, сегодня у меня еще один отвратительный день в совершенно паршивой жизни, – произнесла она с нажимом в голосе. – Пожалуйста, оставь меня в покое!

Я еще целую минуту топтался у ее двери, а потом кивнул и побрел к трейлеру 37Д.

На душе кошки скребли. Как же так? Почему Шерри-Ли меня отшила? Она должна была понять, что я ей добра желаю. У нее, видите ли, «паршивая жизнь»… Кто в этом виноват? Не я же!.. Так-то это так, но, похоже, она ко мне никаких чувств не питает! А может, она просто не в духе?

Лучи заходящего солнца меркли под темными грозовыми тучами, клубившимися над горизонтом. Накатила тоска. И если весь день я сопротивлялся желанию выпить, то сейчас, на исходе дня, решил наверстать упущенное. После первого стакана я почувствовал себя лучше. Эмоции, переполнявшие меня, угомонились, уступив место рассудку.

Два года назад я демобилизовался из боливийской армии, где прослужил пять лет. Избавившись от постоянных наездов полковника Чарли, я сразу воспрянул духом. По натуре я человек эмоциональный, легко возбуждающийся. Меня постоянно захлестывали противоречивые чувства и желания, поэтому я не привлекал внимание хороших девушек, да и работу менял то и дело. Мне с большим трудом удалось укротить свои эмоции и загнать их в угол. Сегодня, к примеру, я все утро сосредоточенно и деловито работал. По списку и заранее намеченному графику… И вот, пожалуйста, Шерри-Ли выбила меня из колеи. Имеет ли смысл связывать будущее с женщиной, которая способна на такую степень духовного разрушения? Шерри-Ли сродни наркотику, от которого поначалу получаешь кайф, а потом тебя плющит и колбасит.

Я допил текилу, отсчитал «Орлов» на шесть тысяч долларов, тут же продал их и с тяжелым сердцем лег спать.

Проснувшись в пятницу, я не сразу понял, спал я или нет. Я помнил, что лежал без сна, мокрый от пота, смотрел на засиженный мухами потолок и пытался в сумерках предугадать будущее. Шерри-Ли была первой женщиной, на которую я положил глаз после Луизы, случившейся в моей жизни очень давно и очень далеко отсюда. Но откуда мне знать, не является ли она лишь кратковременным привалом на моем пути на дно жизни? Я совершенно не разбирался в психологии, но был убежден, что любой неудачник в чужой стране старается отыскать родственную душу, и с годами это мое убеждение не ослабевало. Возможно, все, что я увидел в Шерри-Ли, была сама Америка, а ее расположенность ко мне я воспринял как символ благожелательности американцев.

Федеральные власти наверняка решили бы, будто я собираюсь жениться на Шерри-Ли с целью получить вид на жительство. Откуда им знать, что я по натуре не циник и не наглец, короче, суетная расчетливость – не мое амплуа. Я хочу, чтобы она была счастлива. Стоит ей поманить меня пальцем, и я пойду за ней, куда она пожелает. Откуда федеральным властям знать, что я намерен получить не американское, а мексиканское гражданство. Возможно, это мое намерение явилось следствием моего одиночества и неприкаянности в этой Америке, где проживают двести девяносто миллионов граждан, известных своим ярко выраженным индивидуалистическим подходом к жизни. А ведь особый духовный и несравненный жизненный опыт первопоселенцев вкупе с опытом иммигрантов, чей приток сродни извечным приливным волнам, понятное дело, не могли не повлиять на формирование системы общеамериканских ценностей. Я сразу понял, что быть американцем – значит не просто стать им сознательно, быть американцем – означает быть идейно приверженным системе определенных ценностей и жизненных правил. В основе американской этики лежит поговорка, которая гласит: «Бог помогает тем, кто помогает сам себе». Американцы уверены, что, только положившись «на самого себя», можно найти выход из непредвиденных трудностей. Вот так! Будем искать этот выход…