Стреляй, я уже мертв - [287]

Омар Салем, как всегда, собрал друзей у себя в доме. Вади всегда чувствовал себя неуютно на этих собраниях, но Мухаммед настаивал, чтобы он их посещал.

— Мы не можем его обидеть, — говорил Мухаммед. — В конце концов, подумай о дяде Юсуфе и кузене Рами, оба они работают у Омара и от него зависят.

Собственно говоря, только ради Юсуфа и Рами Вади уступил настояниям отца. Сам он не питал симпатии к Омару Салему. Не то чтобы Вади считал его дурным человеком; напротив, он признавал; что Омар — достойный человек и настоящий патриот. Но при этом Вади думал, что Омару попросту наплевать на чье-либо мнение, кроме своего собственного. Омар Салем устраивал эти собрания и приглашал друзей лишь для того, чтобы они подтвердили его решения.

Едва увидев кузена, Рами бросился к нему обниматься. Вади заметил, что тот чем-то обеспокоен.

— Это настоящая катастрофа, — начал с ходу Рами. — Оба народа уже начали разделяться. Арабы покидают города и селения, где жили по соседству с еврейскими семьями. Думаю, им стоило бы остаться и дать отпор.

— Сейчас у нас война, — напомнил Омар Салем.

— Стрелки из Иргуна готовы отнять жизнь у любого, кто имеет отношение к семье Нуссейбех, — сказал один из гостей.

— Ты имеешь в виду то нападение на автобусной остановке вблизи Дамаскских ворот? — уточнил Мухаммед.

— Да. Только в Иерусалиме убиты несколько сотен арабов, — распинался все тот же гость. — Или мы должны вот так спустить сионистам обстрел Храмовой горы?

— Евреям не откажешь в организаторских способностях, — заметил Юсуф. — Они мобилизовали все свои силы.

— Нам помогут наши братья из арабских государств, — слова Омара Салема были встречены громом аплодисментов. — Помогут нам восстановить справедливость.

— Мы неустанно сражаемся с того самого дня, как ООН провозгласила раздел Палестины, — продолжал Юсуф. — Евреи знают, что такое наши солдаты.

— Настоящее благословение — иметь такого муфтия, как Амин аль-Хусейни, — заметил один из гостей, высокий и стройный мужчина приятной наружности.

— А я уже начал беспокоиться, почему это наш дорогой Касим до сих пор ни разу не вознес хвалу муфтию, которого Аллах столь неустанно хранит в его египетском изгнании, — ехидная реплика Вади вызвала волну возмущения среди гостей.

Касим с вызовом посмотрел на Вади.

— Ну конечно, семья Зиядов всегда проявляла нелояльность к муфтию... В чем ты собираешься на этот раз его обвинить, Вади Зияд?

— Этот муфтий умудряется сеять раздор между нами, даже когда его здесь нет, — хмыкнул Вади. — Что до меня, то я не разделяю стратегию муфтия. Кроме того... его поведение в прошлом не вызывает у меня ни малейшего уважения.

— Разумеется, мы уже поняли, что ты предпочитаешь дружить с евреями, — ответил Касим.

Оскорбленный Мухаммед чуть не вскочил, но Вади удержал его за руку.

— Прошу тебя, отец, позволь мне ответить. Я выбираю себе друзей, не думая о том, евреи они или арабы. Я выбираю в друзья тех, про кого могу сказать, что они — достойные люди и настоящие мужчины. Да, у меня есть друзья-евреи, которых я ценю и уважаю так же, как лучших из вас. И я не только не стыжусь этой дружбы, а почитаю ее за честь. До недавнего времени и у вас было немало друзей-евреев, вы охотно ходили к ним в гости и принимали их у себя. Вы заключали с ними торговые сделки, обращались к еврейским врачам, а евреи, в свою очередь, обращались к нашим. Я так же, как и вы все, считаю предательством решение ООН о разделе Палестины. Но я буду повторять вновь и вновь, пока вы наконец меня не услышите: убивая друг друга, мы ничего не добьемся. И, тем не менее, я буду сражаться, чтобы не допустить, чтобы нас изгнали с этой земли, которая. несмотря на все разделы, была и остается нашей.

Омар Салем, как всегда, молча досадовал, что пригласил Вади. Он не мог не приглашать Зиядов на свои собрания: это было бы для них настоящим оскорблением, но при этом он считал, что сын Мухаммеда — человек ненадежный.

— Наши братья из Арабской армии освобождения помогут одержать победу над евреями, — заявил Касим, снова взглянув на Вади.

— Все эти ливанцы, сирийцы, иракцы... Все они вроде бы сражаются на нашей стороне. Сирийцы, скажем, прислали нам Фавзи аль-Кавукджи — своего героя, которого мы все хорошо знаем. Во время восстания в Хаме он сражался против французов, в 36 году помог организовать восстание в Палестине, в Ираке сражался против британцев; в конце концов, он отказался служить Гитлеру. Я нисколько не сомневаюсь в его отваге и в том, сколько он сделал для нашего дела. Но я не доверяю людям, которые когда-либо якшались с Гитлером, хоть муфтию, хоть генералу, хоть даже такому герою, как Фавзи. Было время, когда я старался понять, почему иные из наших лидеров вступили в союз с Гитлером; ответ оказался прост: евреи были их врагами, а значит, враги евреев стали их друзьями. Но ведь это отвратительно.

— Так ты смеешь сомневаться в одном из лучших полководцев, которых мы встречали в жизни? — в голосе Омара Салема отчетливо прозвучал гнев.

Среди гостей снова воцарилось молчание; с каждой минутой гости ощущали все большую неловкость. А Мухаммед никак не мог понять, почему его сыну так нравится провоцировать окружающих. Никогда он больше не будет настаивать, чтобы Вади сопровождал его в дом Омара Салема.