Стрелы ярости - [76]
Скавр решительно покачал головой, прерывая обличительную речь своего подчиненного.
– Хватит!
Неожиданная резкость, прозвучавшая в его голосе, заставила старшего центуриона поднять голову. Взглянув префекту в лицо, Фронтиний обнаружил, что тот взбешен не меньше его самого. Примипил набрал в грудь воздуха, но, пока подыскивал слова, Скавр вышел из-за стола и приблизился к нему вплотную, лоб в лоб. Лицо его исказила гримаса ярости, свидетельствовавшая о том, что он взбешен не меньше своего подчиненного.
– Я сказал «хватит». Ты, примипил, похоже, кое-что забыл, и пора тебе напомнить. Заруби себе на носу: я твой командир, а ты – мой подчиненный! – Фронтиний вздрогнул, услышав неожиданную злобу в голосе старшего офицера. – Когда я отдаю какое-то распоряжение, ты можешь обсудить со мной его преимущества и можешь сказать, что тебе оно не нравится, но обязан выполнять его полностью и добросовестно, как если бы это была твоя собственная идея. Со своей стороны, я согласен выслушать твои возражения, интересоваться твоим мнением и уважать твои взгляды, но буду делать так, как считаю нужным в соответствии со своим пониманием ситуации. Которое может значительно превосходить твое. А что касается твоих вопросов, то я отвечу лишь на один, а все остальное станет тебе понятно. Ты спрашивал, кем тебя считает губернатор? Губернатор считает тебя солдатом Рима, который дал клятву исполнять приказы своих командиров вне зависимости от того, что он о них думает. – Его голос немного смягчился. – Секст Фронтиний, губернатор считает тебя профессиональным солдатом, способным зарыть поглубже свое отношение к его приказу и заставить своих подчиненных сделать то же самое. Нас намеренно выбрали для этого задания, примипил, и я не могу и не хочу перекладывать на других ответственность за его выполнение. Завтра, когда мы выступим отсюда, остатки войска вотадинов пойдут с нами, нравится тебе это или нет.
На следующее утро, глядя на марширующую тунгрийскую когорту, солдаты удивленно таращили глаза. Рядом с префектом и примипилом шествовали три неровные шеренги пестро одетых косматых воинов-вотадинов. Тунгрийцы пихали друг друга локтями и шепотом высказывали разные соображения о том, почему выжившие в битве варвары как ни в чем не бывало шагают перед их шеренгами.
– Наверное, нам поручено их перебить? Ну, за Белую крепость?
Морбан смерил трубача Восьмой центурии уничтожающим взглядом.
– Разве они похожи на идущих на казнь, придурок? Начать с того, что они вооружены.
В наступившей тишине другой солдат спросил:
– Может, они поступили на службу? Как мы?
Морбан, не сводя глаз с варваров, прошипел с плохо скрываемой насмешкой:
– Да чтоб мне провалиться, это еще лучше! Ну, конечно, мы собираемся принять банду необученных полоумных варваров в пехотную когорту. Почему я сам не догадался! Знаешь что, Ахмад, или как там тебя, я готов на это поспорить. Даю двадцать к одному… Нет, чего уж там, даю пятьдесят.
– Я согласен, знаменосец. Ставлю динарий.
– Легкие деньги.
Трубач, все еще красный от недавней отповеди, произнес:
– Ты их не получишь. А теперь заткнись, дядюшка Секст, похоже, собирается объяснить нам, что происходит.
В первые два часа после снятия с лагеря и переправы через ручей тунгрийская когорта двигалась на юго-запад вдоль подножия гор. Рядом с пехотинцами ехала дюжина всадников из конницы Петрианы. Воины вотадинов, почти двести пятьдесят человек, шли по обе стороны от передовой центурии. Их вождь, молчаливый и насупленный, шагал среди них. Тунгрийцы и их новые попутчики время от времени бросали друг на друга косые взгляды. Памятуя о недавних событиях, ни одна из сторон не доверяла другой. К полудню потеплело, солдатам стало жарко в тяжелых шерстяных плащах. Прозвучал приказ убрать плащи, а шлемы повесить на шеи.
– Снимай плащ, малыш, скатывай и клади его в мешок. Пусть ветер обвевает твою кожу.
Луп последовал примеру Антеноха, который скатал свой плащ и убрал его в мешок, висящий на шесте.
– Антенох?
– Да?
– А можно мне меч?
– У тебя же есть меч. Вон на поясе болтается.
Мальчик поморщился.
– Нет, это деревянный. А я хочу настоящий.
Предупреждающе посмотрев на идущих рядом солдат, Антенох достал из ножен гладиус и протянул его ребенку рукоятью вперед.
– На, подержи. Нет, не размахивай этой штуковиной, просто попробуй немного подержать. Ну что, тяжелый?
Мальчишка пожал плечами, не сводя глаз со сверкающего лезвия и изо всех сил стараясь держать меч ровно.
– Не особенно. Я могу его нести. Ведь все остальные идут с мечами.
Писарь поднял глаза к небу, будто ища там подсказки, но ее не последовало. Один из солдат Восьмой центурии тихонько толкнул его локтем и, вопросительно подняв бровь, показал из-под полы плаща короткий кинжал. Антенох нахмурился, в свою очередь, поднял бровь и кивнул в сторону ребенка. Хамианец подбадривающе кивнул.
– Почем?
– Тебе – десять динариев. Мальчишке – в подарок.
Луп смотрел на них, не понимая, что происходит.
– В подарок? – Глаза Антеноха сузились. – Почему? Тебе он нравится?
Его собеседник засмеялся.
– Нет, мне не нравятся мальчики. Это просто подарок. Ты ведь был ребенком? Мечтал о ноже, таком остром и блестящем?
