Стрелы в полёте - [81]

– Вика говорит о необратимости наших действий, – вмешался Дима. – И просто призывает еще раз все хорошенько обдумать.

– Думано уже, передумано, – снизил тон Большевик. – Вроде бы всё уже давно решили. И вообще, стоит ли заниматься сотрясением воздуха, когда другого-то выхода нет?

И Сергей, и Дима, и Вика знали, что другой выход есть – предлагал им Лондар другой выход. Но вновь ни один из них не произнес ни слова.

В молчании они проехали еще с километр и теперь уже подал голос Дима.

– По-моему, это слова Франциска Ассизского, – негромко сказал он. – Люди рождаются на свет с определенной целью: либо воспеть Град Божий, либо попытаться разрушить его. Думается, мы с вами отнюдь не разрушители.

«Это как посмотреть, – Сергей вновь стиснул зубы. – Кто знает, к чему приведут наши действия… А вдруг мы не демонов, а самого дьявола вызовем этим своим заклинанием? Накличем Зверя…»

– А если – именно разрушители? – словно прочитав его мысли, спросила Вика.

– Нет, – отрезал Дима. – Скорее уж – созидатели.

– Как бы вы здесь философию не разводили, а факт в том, что мы уже почти на месте, – заявил Большевик, тяжело ворочаясь на сиденье. – И будем с Божьей помощью сотворять чудо – поднимать Атлантиду из глуби морской.

– Вряд ли чудеса совершаются с Божьей помощью, – заметил Дима. – Господь Наш мир сей давным-давно покинул, а чудеса – это что-то вроде остаточных явлений.

– Тьфу ты! – с досадой сказал Большевик. – Ну чего ты к словам цепляешься, Дмитрий? Что толку сейчас от твоей философии? Серега, между прочим, молчит – и правильно делает, согласен? Разговаривать потом будем, когда предназначение свое выполним. Если я не ошибаюсь, сейчас уже речка должна показаться. Да, Сергей?

– Угу, – не разжимая губ, ответил Сергей.

Ему почему-то стало не по себе от слов Большевика о предназначении. Их предназначение – проведение Ритуала, они заброшены сюда именно для того, чтобы выполнить свое предназначение… Сброшенная с самолета бомба падает на город и взрывается – в этом ее предназначение. И перестает существовать… Как там говорила Вика? Они, все четверо, – разноцветные стрелы, выпущенные в цель чьей-то рукой. А если не стрелы, а именно бомбы?.. Их предназначение – совершить Ритуал. Взрыв – свершилось! изменилось мироздание… – и четырех бомб больше нет, потому что в них уже нет необходимости… Что если было задумано именно так?

– Вот, я же говорил! – удовлетворенно произнес Большевик. – Вот она, речушка, никуда не делась. Все, теперь нам сам черт не страшен, согласны?

Сергей повернул руль и автомобиль медленно двинулся вдоль берега к чернеющей неподалеку дубраве. Небо по-прежнему было слепым, и даже самый пристальный взгляд не мог отыскать вокруг ни намека на чье-либо постороннее присутствие. Они были одни под этим погруженным в трясину сна небом, одни – против замершей в неустойчивом равновесии Вселенной.

– Приехали, – деловито сказал Большевик. -Берем фонари и вперед, за топливом.

– Куда тебе вперед с одной ногой! – возразил Дима. – Сиди здесь, мы и сами управимся.

– Тут ты прав, – согласился Большевик. – Ладно, ведите меня на ту костровую площадку, я там посижу.

– А я пока здесь останусь, – внезапно сказал Сергей. – Минут на пять. А потом тоже… за сучьями…

– Снова слабость? – обеспокоенно спросила Вика.

– Чуть-чуть… Сейчас пройдет.

Чувствуя, как тело в очередной раз превращается в кисель, Сергей откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Слегка закружилась голова и зашумело в ушах, но он был уверен, что это ненадолго.

– Вперед, господа, – сказал Большевик. – А ты сиди, Серега, не спеши, нас никто не подгоняет. Противника нашего сейчас менты по почкам бьют. Дима, прихвати канистру из багажника. Компас давай, Серега.

Сергей слышал, как они забрали канистру с бензином – чтобы не было проблем с разведением костра, – потом захрустел снег под их ногами. Хруст удалялся, становился все слабее – и наступила тишина. Он открыл глаза. Впереди чернели деревья, белел снег, и скользили по снегу световые пятна от карманных фонариков.

Слабость не проходила. Сергей сполз пониже, упершись коленями в приборную панель, стараясь поудобнее устроить отяжелевшую голову на спинке сиденья, и вновь опустил веки. Никакого удовлетворения от того, что они наконец-то вышли на финишную прямую, он не испытывал – напротив, его охватило чувство какой-то неустроенности, какой-то неловкости, словно он пустился в путь, а в ботинок попал камешек, и мешает беззаботно шагать, наслаждаясь красотами природы… Только сейчас такой вот камешек был не в ботинке – камень был у него на душе.

Правильный ли путь он выбрал? Единственно ли это возможный путь? Может быть не к созданию нового мира нужно стремиться – это ведь будет уже иной мир, не этот мир, – а попытаться сделать лучше именно этот? Но как?.. Намерения и действия – отнюдь не одно и то же… кроме того, сплошь и рядом задуманные намерения приводят к совершенно не соответствующим им действиям… а если даже намерения и действия все-таки совпадают, они дают подчас совсем иной результат, нежели задумывалось изначально. Крылатая и горько-справедливая фраза – символ нынешних смутных безвременных времен: «Хотели как лучше, а получилось – как всегда…»