Стрелы в полёте - [50]

– А вообще с полной уверенностью ничего утверждать нельзя, – вдруг снова заговорил Дима. – ЧтО было, как было… Знаешь такой стишок шуточный: «Что было, то было, ведь как-нибудь да было – никогда так не было, чтоб никак не было»… Вот если бы присутствовать там, в то время, и все видеть собственными глазами… Деревянного коня под стенами Трои… «И ты, Брут…» Поединок Пересвета с Челубеем, или Темир-мурзой… – Он повернул голову к Сергею. – Если после Ритуала действительно появится возможность вернуться в Атлантиду – интересно было бы вернуться… Ч-черт, Атлантида, праистория! Это же изумительно! Но будешь ли ты помнить о себе, теперешнем, о нынешних временах? Ведь вновь в младенца превратишься, ведь так Гость говорил? А если мир изменится и ты останешься здесь – опять же, будешь ли помнить, что было до Ритуала и как было до Ритуала? Вот ведь вопрос! Боюсь, ничегошеньки мы не вспомним – ни в том, ни в другом случае. Обидно…

– Может быть, Гость знает?

– Для Гостя главное – чтобы Ритуал обязательно состоялся. Ради этого он подтвердит любые предположения, которые нас устраивают.

– Ну почему ты считаешь, что он заведомо плох?

– Не знаю, – Дима вздохнул. – Просто чувствую. Он, может, и не плох, просто у него свои интересы. Я уже об этом говорил, и еще я говорил, что буду счастлив, если заблуждаюсь. Но ты знаешь, Сергей, я не вижу в истории подтверждения известного тезиса Вольтера насчет того, что все к лучшему в этом лучшем из миров. И готов оспорить поговорку: «все что ни делается – к лучшему». Никаких таких особенных высот мы не достигли, и зла сейчас в мире, как минимум, не меньше, чем тысячу лет назад. Идем мы куда-то не туда…

Сергей покосился на Диму, задумчиво глядящего на ныряющее под колеса дорожное полотно:

– А куда нам нужно идти?

– А это никому неведомо, кроме Бога – как сказал Сократ в изложении Платона. Об этом можно говорить и говорить. Слова, слова, слова…

– Все равно предпочитаю быть оптимистом, – заявил Сергей. – Иначе от тоски удавиться можно.

– Что ж, оптимизм – это хорошо, – уныло согласился Дима. – Господь ведь тоже, небось, был оптимистом, когда создавал этот лучший из миров… Хотя, возможно, создание нашего мира было для него наказанием.

Сергей лишь молча покачал головой. Историк-аналитик, судя по всему, в жизни был изрядным занудой. И как его студенты терпели?..

Доехав до автобусной остановки у санатория, они свернули с трассы и, миновав свежепостроенную автозаправочную станцию, направились по обледеневшей грунтовке вдоль заснеженных полей к виднеющемуся в низине селению. Пробежали мимо неказистые домики, летние кухни, сараи и огороды – и вновь потянулись с обеих сторон безжизненные поля. Сергей вдруг представил себе, как бы это выглядело с высоты – одинокая точка «жигуля», ползущая по серо-белым пустынным пространствам, подобным отражению такого же серо-белого неба, готового в любой момент обессиленно обрушиться с высот – и у него почему-то сжалось сердце.

Память не подвела Большевика – координаты он дал точные: очень скоро они выехали к высокому берегу поросшей камышом речушки Тьмаки и, свернув налево, по едва заметным обледеневшим колеям добрались до редкой дубравы. Черные дубы оккупировали пятачок над излучиной, толпясь над обрывом, словно когда-то приковыляли сюда с полей в надежде перебраться на противоположный пологий берег, да так и не решились, и пустили здесь корни, обосновались, казалось, на века, не ведая, что речка год за годом подтачивает грунт, и суждено им когда-нибудь сползти с высот в коварную воду.

Здесь, на берегу, снег был неглубоким; его сдувало с обрыва ветром, и то тут, то там даже виднелись пятачки прошлогодней жухлой травы. Сергей, тем не менее, остановил автомобиль поодаль от дубняка – местность здесь чуть понижалась и «жигуль» на обратном пути мог и не преодолеть подъем; во всяком случае, такую проблему нужно было учитывать и не рисковать без необходимости.

Выйдя из машины, он, продавливая подошвами ботинок громко хрустящий наст, подошел к краю обрыва. Противоположный берег, кое-где поросший редким черным кустарником, переходил в поля, которые, возносясь все выше, у горизонта, казалось, плавно перетекали в бледное небо. Внизу, под обрывом, высовывались из-подо льда гладкие спины прибрежных камней. Падать отсюда было достаточно высоко, и если Дима действовал заодно с Лондаром, ему представлялся очень удобный случай для вывода из строя еще одного противника.

Сергей бросил взгляд на стоящего рядом «яйцеголового». Тот, прищурившись, рассматривал покрытую льдом речку и, похоже, не собирался предпринимать никаких агрессивных действий.

«Америкосы в фильмах в подобных случаях говорят о паранойе, – подумал Сергей, делая все-таки шаг назад. – Димыч явно не тянет на профессора Мориарти, а я на Шерлока Холмса, и драться над обрывом мы, скорее всего, не будем».

Они прошли к деревьям, побродили по усыпанному засохшими скукоженными листьями снегу, и обнаружили пересекающую дубраву неглубокую канаву, промытую дождевыми и талыми водами. Нарушив почти отвесную кромку берега, канава выходила на лежащий ниже уступ – довольно просторную площадку, занесенную тонким слоем снега. Спустившись туда, Сергей с Димой увидели головешки и смерзшиеся черные холмики – следы летних костров. Место было уединенное, уютное, с обеих сторон закрытое каменистыми выступами берега – а сверху возвышались дубы, и летом их листва закрывала небо, давая тень и прохладу, – и тут, вероятно, не раз коротали ночи рыбаки и влюбленные, и наслаждались пейзажем любители природы – если такие не перевелись еще в этих краях.