Стрелы в полёте - [34]

– Так что с ним случилось-то? – спросил Сергей, зная уже, какой ответ даст потрепанный жизнью местный житель.

– Сбила какая-то сволочь, вон там, – мужик махнул рукой, показывая направление. – Километра три отсюда будет. Ночью. Вообще, темная история, земляк. Менты копают-копают, а докопаться, как я понимаю, не могут.

Сергей слушал «дядю Славу», и для него все в этой «темной» истории было ясным. Олег поздно вечером ехал домой, но до Большой Старицы так и не доехал. Лондар следил за ним, каким-то образом выманил из машины

– а дальше сценарий был знакомым: открытый перелом, сотрясение мозга… Только вот развязка оказалась покруче, чем в происшествии с Большевиком: Олег пролежал в кювете без сознания всю ночь и умер от потери крови…

– И главное, – сокрушался мужик, – ведь проезжали же мимо наши, местные, видели «вольву» знакомую, но ни одна сволочь не остановилась, не поинтересовалась. А он в канаве, в хламе разном лежал, с дороги-то не видно. Вот, земляк, время-то какое страшное – каждый только о себе печется. Так вот глупо и пропал… Все мы, конечно, там будем, никуда не денемся, но чтобы вот так… Ну что за жизнь такая, земляк? Куда, бля, катимся?

«К Перепутью, – подумал Сергей. – К преобразованию… Дай Бог, чтобы мир действительно изменился в лучшую сторону…»

– Ладно, земляк, не буду мешать. – Мужик вновь водрузил на плечо свою страшненькую сумку. – За поддержку, значит, спасибо. Может, когда и поквитаемся – сегодня ты наверху, а завтра уже на дне, в дерьме по уши… И наоборот… Колесо-то крутится.

Мужик удалялся, продолжая что-то бормотать – сгорбленный, истоптанный жизнью; жизнь долго и тщательно вытирала об него ноги, оставляя на нем слои грязи, жизнь использовала его как туалетную бумагу – чтобы потом, подтеревшись, выбросить за ненадобностью… А сколько вот таких же подтирок бродит по серым пространствам отчизны… Сергею вспомнился предновогодний день, последний день прошлого года. Мусорные контейнеры напротив его дома и возле них, на грязном снегу – неподвижно лежащий опухший бомж в драном пальто. Безнадежно мертвый. Так и не доживший до Нового года. А дети-попрошайки с голодными глазами… А нищие, сидящие на тротуарах у магазинов… А гармонисты и скрипачи… А… А он сам, Сергей Соколов, дипломированный, блин, юрист! Безработный… Разве такой мир не нуждается в изменении?

Сергей скользнул взглядом по венкам и лентам, перечитал надпись на табличке.

Лондар не терял времени даром, Лондар упорно шел к своей цели. Вернее, к цели жрецов Тартоса. Их программа сработала раньше – и Лондар получил преимущество. И воспользовался этим преимуществом. Почему Светлые послали к Перепутью только восьмерых, а не в десять раз больше, чтобы получилось наверняка? Не смогли отыскать столько подходящих младенцев? Не успели? Этот участок Аэнно внезапно закрылся?

Впрочем, сейчас это было уже не важно. Важно – найти четвертого, необходимого для проведения Ритуала. Как его найти? Не опередил ли их Лондар?

«Внутреннее зрение» включилось без труда, словно Сергей просто открыл некий третий глаз. Струилось зеленое и синее, густое, насыщенное; мерцало фиолетовое; застыло серое… И больше ничего. Надежно был прикрыт защитным куполом оранжевый луч Лондара, и ничем, абсолютно ничем не проявляли себя еще двое.

И вдруг – колыхнулась серая дымка… Словно распахнулись невидимые врата – и хлынул откуда-то из запределья всепоглощающий небесно-голубой свет. Казалось, это изливается на землю само небо – или, наоборот, земная твердь стремительно возносится сквозь небеса – выше, выше – в нездешние невиданные просторы. Сергей не чувствовал собственного тела, он потерял ощущение времени и, не помня себя, устремлялся в беспредельные дали, где занималось, разрасталось золотистое зарево. Какой-то частью своего существа он все-таки понимал, что это не его влечет туда – он только видит картину, открывающуюся другому («Кому? Разве тот, другой, может хоть что-то видеть… там, в толще промерзшей земли?..»); однако чувство сопричастности было столь сильным, что этому чувству не могли противостоять никакие доводы рассудка. Он, Сергей Соколов, плыл в небеса.

«Девятый день… – металось где-то вдали, в закоулках сознания. – Девятый день… В девятый день душа возносится ангелами для поклонения Богу… Девятый день…»

А потом невидимые врата медленно закрылись, иссякла небесная голубизна – и запредельное сменилось привычной плотной тканью бытия, пронизанной пунктирами непрерывно исчезающих в прошлом мгновений. Сергей обнаружил, что стоит, согнувшись, упираясь руками в колени, и у него кружится голова, и слегка шумит в ушах… Нет, не шумит – шуршит, и шорох нарастает, приближаясь откуда-то из-за спины. Он понятия не имел, сколько времени находился во власти открывшегося чужого видения – минуту или десятилетие…

А шорох все приближался и Сергей, наконец, сообразил, что это чьи-то шаги. Он выпрямился, чуть пошатнулся и развернул свое неуклюжее тело, оказавшись теперь спиной к могиле того, чья душа устремилась созерцать нездешние небеса.

Пробираясь параллельными курсами вдоль оградок и памятников, к нему приближались двое крепких парней, одетых если и не в соответствии с последними европейскими или заокеанскими стандартами, то все же гораздо приличнее, чем давешний «дядя Слава». Лица парней сразу не понравились Сергею – такие лица доводилось ему видеть, когда их студенческую группу водили «на практику» на заседания облсуда, – а целеустремленность, с которой парни двигались в его сторону, просто не могла не настораживать.