Стрелы судьбы - [2]

Между тем кроме сосен вокруг стали появляться елки, чем дальше — тем больше. Наконец, почва под ногами стала мягкой и ненадежной. Царевич глянул на землю — идет он по болотному мху, а деревья дальше все мельче да корявее. Ивану захотелось поскорее убраться подальше, но стоило ему повернуть, чтобы обойти болото, камень на перстне погас.

"Тьфу! Чертовщина! — сплюнул в сердцах царевич, — Теперь еще и в болото придется лезть!"

Он огляделся и, найдя подходящее сухое деревце, выломал себе корявую палку. Проверяя дорогу палкой, Иван осторожно углубился в болото. Вот уже сапоги его утопают до половины в трясине, однако камень на перстне горит все ярче — не дает сворачивать.

— Да что же я теперь из-за этого колдуна в болоте утонуть должен!? — царевич сердито воткнул палку в почву — та ушла вглубь на четверть длины, и тут волшебный камень-поисковик вспыхнул ярким пламенем, Иван вздрогнул от неожиданности, ибо одновременно со вспышкой услышал женский голос:

— Не это ли ты ищешь, добрый молодец?

Царевич оглянулся на голос и замер, судорожно втянув воздух — на болотной кочке сидела кикимора. Кожа ее, влажная и скользкая, была неприятного серо-зеленого оттенка, на руках и ногах — перепонки между пальцами. Длинные, спутанные волосы, зеленые как болотная трава, больше напоминали кусок тины, нежели прическу. Лицо было похоже на лягушачью морду — плоский нос, широки — будто, правда, до ушей — рот, только глаза выглядели бы совсем человеческими, если бы не цвет — они были ясного синего цвета, слишком яркого, чтобы принадлежать человеку. Но самое ужасное в том зрелище, что предстало перед глазами царевича, было то, что держала она в своей перепончатой лапе его стрелу. Но Иван быстро взял себя в руки, нашел в себе силы приветливо ей улыбнуться и ласково попросил:

— Отдай стрелу, болотная красавица. Отблагодарю, чем смогу.

Кикимора усмехнулась и покачала головой:

— Не пытайся меня обмануть, добрый молодец. Я знаю, что это за стрела. Я теперь твоя суженная, назначенная тебе самой судьбой!

— Да, ты что?! Это ошибка! Нелепость какая-то! Как же я на тебе женюсь?! Я ж человек, а ты…

— Ты — мужчина, а я женщина, — ухмыльнулась кикимора, — значит, можем пожениться. Не вижу препятствий.

Иван пришел в отчаянье и взмолился:

— Да самой-то тебе это зачем?! Любить ведь я тебя не буду, сама понимаешь. А болото для тебя — стихия родная, а во дворце ты как жить-то будешь?

— Во дворце?! Так ты еще и царевич?

Тут Иван понял, что окончательно попался, его протестующее мычанье кикимора перебила:

— Не пытайся меня обманывать, говорю! По одежде и так видать, что ты царевич! А на болоте мне порядком надоело, неужели ты считаешь, что мне во дворце хуже будет?

Царевич схватился за голову:

— Не бывать этому! Проси, что хочешь за стрелу — добуду! А нет — так и забирай ее себе! Останешься ни с чем, а я вернусь домой и скажу, что ничего не нашел!

— Пойми, ты глупый! Нельзя эту стрелу выкупить, — примирительно сказала кикимора, -

Судьба за нас решила, что быть нам супругами. Если я тебе уступлю, то и тебя и себя погублю.

— Не верю! — надрывным голосом простонал царевич, — Не желаю я в эти глупости верить!

Иван резко повернулся и собрался идти прочь. Но не тут-то было, ноги его, вроде бы и неглубоко увязшие в трясине, и шагу не могли ступить, словно приковало его к месту что-то.

— Отпусти! Отпусти меня немедленно! — закричал царевич и потянулся за мечом.

— Это не я, — устало покачала головой кикимора, — Но могу помочь.

Она спрыгнула с кочки, подошла к нему и протянула свою перепончатую лапку:

— Дай мне руку и чары Стрелы тебя отпустят, — она смотрела на него серьезным, чуть печальным взглядом. И именно от этого взгляда Иван понял, что обречен — оба они обречены. Он с опаской принял протянутую лапку, она была скользкая, но не холодная. В то же мгновенье он почувствовал, что может идти.

— А если отпущу — опять увязну? — спросил он, уже зная ответ. Кикимора, молча, кивнула.

— Вот проклятый колдун! — тихо ругнулся царевич, — Ладно, идем. Там я с ним сам разберусь! И как ты пойдешь-то на своих лягушачьих лапах? До дворца ведь путь неблизкий! — спросил он, а потом, представив, как явится он со своей лягушачьей невестой, выпалил с досадой, — Ох! Мне ведь с тобой еще по городу идти!

— Да не переживай ты так, царевич! Как-нибудь доберемся, — холодно ответила кикимора, презрительно глянув на его перекошенное лицо, достала неведомо откуда зеленое покрывало и укуталась в него так, что только глаза из-под него видны были. Иван не смог сдержать вздох облегчения, и ему почему-то стало стыдно из-за этого.

И двинулись они прочь из болота, причем кикимора, к удивлению царевича, шла быстро, словно и не на нелепых лягушачьих лапах шлепала, а на резвых девичьих ногах, да еще и дорогу показывала. Вскоре выбрались они и из болота, и лес оставили позади, вот уж по полю идут, к городу подходят, но и с твердой почвой у кикиморы сложностей никаких не возникает.

Но чем ближе они ко дворцу подходили, тем мрачнее становился царевич, но надежда на то, что отец узнав о его несчастье, велит покарать дурного колдуна, грела ему душу.