Стрелок - [2]

У Пьера на лице выступили багровые пятна и, опрокинув стул, он метнулся к Стрелку и навис над столиком.

— Пошёл и быстро. Ты будешь пятым кого я пристрелил. Сопротивление при аресте.

Мэтт начал медленно приподниматься.

Шериф довольно оскалился: «Не такой уж ты крутой, говнюк».

— Можешь ты дашь мне поесть? Мэтт взялся за края миски и тут же резким движением плеснул суп в лицо Гринхау. Тот отчаянно завопил, выронив револьвер и подняв руки к лицу, покрытому парящейся жижей с ошмётками зелени.

Стрелок смахнул со столешницы вилку и, нагнувшись, нырнул под стол и снизу вверх всадил её по самый черенок в пах Пьеру. Исторгнутый крик ударил по ушам и рухнувший шериф растянулся на полу, беспрерывно вереща и суча ногами.

Бармен выхватил из-под стойки абордажный мушкетон и не целясь выстрелил по Мэтту. Заряд рубленых гвоздей с визгом полоснул по столешнице и спинке стула, брызнули в стороны щепки, обрывки жестянок, слетел медный поднос, рикошет ударил по стенам и железки запрыгали по половицам.

Перекатившись, Стрелок потянулся за валяющимся на полу револьвером шерифа, но Кэтти опередила его. Она нажимала и нажимала на спусковой крючок, но недовзведеннный курок оставался в одном и том же положении. Вскочив Мэтт левой рукой схватил револьвер, а правой закатил оглушительную пощёчину и обратным ходом костяшками пальцев разнёс губы девушки в клочья. Вырвал кольт, взвёл курок ещё раз и выстрелил в Иегуду, дергавшегося за стойкой в попытке перезарядить свою кремнёвку. Попавшая пуля едва не опрокинула его, зажав продырявленное плечо, срывающимся голосом, он заорал: «Хончо, ублюдок, стреляй!».

Мексиканец казалось очнулся от спячки и поднял руки высоко над головой, но не стал смотреть по сторонам, а по-прежнему пытался разглядеть что-то на дне своего стакана.

— Стреляй, шлюхин сын! Мать…. Закончить он не успел, пара выстрелов в грудь опрокинула его навзничь.

Стрелок пошёл к лежащему ниц, скрючившемуся и дергавшемуся от безумной боли Пьеру. Он уже не визжал, а хрипло сипел, скребя пол подковами каблуков и хрустя попавшими под них осколками стекла и фарфора.

— Ушлёпок. Надо учиться правильно пользоваться оружием.

Выстрелом рваньё от шляпы вынесло далеко от головы. Туловище дёрнулось ещё раз и застыло.

Кэтти увидела как из-под тряпья высунулись красные язычки, вытянулись в неровные ленточки и заскользили по половицам, расплываясь в кучках опилок и проваливаясь в щели пола. Тут её вывернуло наизнанку в рвотных спазмах. Долго корчилась, перевесившись через спинку стула. Вытерла растопыренной ладонью рот весь в крови и блевотине.

— Стрелок…Ты меня убьешь?

Он не стал отвечать. Молча подошёл, заломил руку, вывернув на кисти пальцы, стал нагинать девушку всё ниже и ниже к багровой кляксе-луже и толкнув под колени макнул в это расплывшееся месиво. Тело её обмякло, как узел с тряпьём, и вытянулось рядом с трупом.

Стрелок рассовал по местам своё оружие, подобрал винчестер, вытащил из под тела бармена мушкетон. Мексиканец так и сидел с воздетыми к потолку руками.

— А ты, чего не стрелял, Альфонсо?

Тот засопел широкими ноздрями: «Я бандит… Но кабальеро…Эти… связались койоты с гризли… Вот, если бы ты не ударил девочку, а пристрелил — я бы попытался убить тебя…»

Мэтт бросил на развороченный стол, за которым он сидел, несколько монет и, увидев удивлённый взгляд собеседника, вздохнув, пробормотал: «Я всегда плачу за обед, даже если не съел его…Прощай, рад был знакомству с тобой».

Дверь захрипела, выпуская Стрелка. Слоистая паутина дыма стелилась в луче света из окна. Громко жужжала и билась муха, пытаясь пролезть через стекло.

Барон Самэди

Из города пришлось уехать и не просто уехать, а тихо ускользнуть.

Сейчас он стоял посреди изнывающего от зноя сонного городишке в захолустье Юга. Меланхоличные ободранные тощие куры, светя через прорехи в перьях синеватыми тушками, постанывая рылись в горячей сухой пыли. Петух, больше похожий на страуса, вытянул шею и скрипуче просипел что-то изображающее какуреканье.

Надвигающийся день не сулил ничего хорошего. Нездоровилось. Холодели руки, по телу пробегал волнами озноб. Предметы казались неестественно яркими с резкими контурами. Волосы под шляпой стали влажными и противно липким. В голове что-то противно звенело. Хотелось лечь на землю, свернуться в клубочек, подтянув колени к подбородку, закрыть глаза и не думать совсем, провалившись в серую дурноту.

Какие-то звуки вбуровились в уши, как будто расчёской водили по стеклу. По улице, соскальзывая в старые закаменевшие колеи, бежал, подволакивая ступню, колченогий тощий негритенок. В прореху рубашки из застиранной мешковины виделся вздувшийся живот с громадным вспученным пупком. Голова дынькой болталась на шее ниточке. За ним неслись несколько великовозрастных белых балбесов с криками и лаем. Особо они не спешили, наслаждаясь происходящим и изображая стрельбу из деревянных ружей.

Бедный малец был сизым от ужаса, но удрать он не мог из-за своего увечья и из-за громадного бумажного пакета, который он едва тащил, обхватив тонкими ручонками.

— Лезь на дерево урод! Лезь!

«Понятно. Охота на оппосума. Дальше его будут с веток сбивать палками и камнями, — с тоской подумал Стрелок, — Опять в дерьмо влазить?»