Стрела познания. Набросок естественноисторической гносеологии - [16]

Шрифт
Интервал

§ 17. В определенном плане эти формы могут быть эксплицированы как структуры сознания (предметные), то есть как особые вырезки в содержаниях, особое расположение последних. Физические реализации в мире активных предметных структур сознания, то есть в мире апперцепции субъекта, ее активной организации. Мы уже там, откуда к нам приходят, поступают определения наших состояний и наблюдаемые нами «факты», и мы там, во-первых, что-то нарушили и, во-вторых, как-то задали себя («другой мир» — это мир, среди объектов которого нет или неизвестен нам один объект — субъект с его движениями и перспективой и тем самым не выполняется закон: мы там, откуда… и так далее). Но дело в том, что реализации сознания необратимы и осознание затрачивает деятельность «квантами». Не разрушив структуру сознания, мы не можем вернуться (ср. мой «Кант). Мы не можем произвольно, усилием чистой мысли, без телесного события деструктурации вспомнить прошлое — так же как не можем подумать любое из будущего. Мы телом отгорожены и от прошлого и от будущего. И лишь строя новое тело, мы получаем свободу изменения (и снимаем себя с крючка прошлого, ибо прошлое вовсе не просто факты, а записи фактов вместе с не стираемым пониманием, а поэтому речь может идти лишь о физически сильном расшатывании и об образовании дыры для эмердженции нового сознательного опыта, но не о рассудочном, произвольном прохождении взад и вперед). Но только живое питает живое. Организмы живут друг другом, смертью или уходом один другого. Рождаемся, убив. Смерть форм высвобождает элементы. Но убиение есть зависимость, вернее, его необходимость есть зависимость. Исчезновение — условие появления. Иначе место занято. Вымершие формы (виды).

§ 18. Итак, мы телом, физически (то есть независимо от доброй воли и чистого усилия мысли) отгорожены от возможной информации и понимания. И в этом смысле последние в другом месте и в другом времени, с которыми у нас разрушены физические связи (или «сигнальные» взаимодействия), без структурации и синтеза времени мы не можем понимать. И историк знания или аналитик сознания должен иметь понятийную возможность именно так описывать процесс, иначе — мистика. Не случайно в унаследованной манере писания истории, где сам факт истории мысли парадоксален, интеллектуально непонятен и скандален (ибо если мысль — чистая воля понимания, оперирующая универсальной логикой и всеобще обозримыми содержательными аргументами, то почему же нельзя было тут же и обо всем договориться?), пришиваются два подправляющих бантика: зияющая пустота сознания, заглатывающая все новые и новые факты и укладывающая их в пирамиду по оси времени, или же «искажающие» (социальные и прочие) факторы. А уже простым переворачиванием этого получается культурно-исторический релятивизм (замкнутые цельные типы мышления) и антропологизм. Но реакция на глупость не всегда ум. Конкретно же в европейской культуре вырисовался просто нигилизм. Но эта «нечистая мысль» и есть научная мысль; никаких проблем внешних и внутренних, никакой социальной, культурной и так далее обусловленности.

§ 19. Историческая форма и историческое реальное содержание: сказанное в исторической форме есть часть содержательно возможного («содержание» в метаязыке). Должны различать историческую форму знания и ее реальное историческое содержание. Ибо в общий поток истории она включается лишь своим реальным содержанием, которое реструктурируется в моей пульсационной сфере, выражаясь новыми формами- индивидами. Связи в пульсациях. Утверждение, что «действительно, на деле было X», есть форма жизни X, возможная лишь через метасферу.

Различие реального исторического содержания и исторической формы (терминология эта неадекватна, хотя имеется в виду независимое существование формообразования — независимое от его освоения его же участниками) есть следствие того, что познания есть, прежде всего, работа «машины смысла» и множественной сверхиндивидности состояния. Преломления в зеркалах индивидов, которые устроены антропологически, психологически, социокультурно. Они самым разным образом могут представлять смысл и содержание, генезис и значение произведенной мысли. А произведена она по законам формы- индивида и его гармонии (см. § 14). Например, в философии «отчуждение» не потому, что наблюдали капиталистическое отчуждение, а потому, что эта мысль производилась мысленными неизбежностями в устройстве формы-монады. Скорее, увидели отчуждение потому, что эта мысль была (это же явление отчуждения может быть выражено и описано на совсем другом языке, не содержащем этих понятий). Следовательно, символы могут давать или не давать видеть (см. § 57 о том, что для того, чтобы воспринять, нужно было знать, в связи с диаграммой Минковского). Для таких внутренних генераций и нужно понятие исторического познавательного (трансверсального) пространства-времени, то есть для актуалгенеза. Виртуальная возможность (мысль) воспринимаемого, или ее отсутствие и поэтому не восприятие. И то и другое — структура сознания. Видеть то, чего нет[13], или не видеть то, что есть, — одно и то же (по механизму); увидел то, чего никогда не видел (в смысле: не воспринимал физически) = увидеть то, для чего нет глаз, вообще натурального органа (ср. с определением состояния сознания в нашей «Метатеории сознания» — «не…» есть тоже состояние сознания). Ср. проблему «сумасшествия» (§ 12) и стр. 254 о предаваемой человеческой форме, также стр. 21, 237.


Еще от автора Мераб Константинович Мамардашвили
Как я понимаю философию

Сквозная тема работ М. К. Мамардашвили - феномен сознания, раскрытие духовных возможностей человека. М. К. Мамардашвили постоянно задавался вопросом - как человеку исполниться, пребыть, войти в историческое бытие. Составление и общая редакция Ю.П. Сенокосова.


Дьявол играет нами, когда мы не мыслим точно

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Символ и сознание

Эта книга представляет собой разговор двух философов. А когда два философа разговаривают, они не спорят и один не выигрывает, а другой не проигрывает. (Они могут оба выиграть или оба остаться в дураках. Но в данном случае это неясно, потому что никто не знает критериев.) Это два мышления, встретившиеся на пересечении двух путей — Декарта и Асанги — и бесконечно отражающиеся друг в друге (может быть, отсюда и посвящение «авторы — друг другу»).Впервые увидевшая свет в 1982 году в Иерусалиме книга М. К. Мамардашвили и A. M. Пятигорского «Символ и сознание» посвящена рассмотрению жизни сознания через символы.


Лекции о Прусте

М.К. Мамардашвили — фигура, имеющая сегодня много поклонников; оставил заметный след в памяти коллег, которым довелось с ним общаться. Фигура тоже масштаба, что и А. А. Зиновьев, Б. А. Грушин и Г. П. Щедровицкий, с которыми его объединяли совместные философские проекты. "Лекции о Прусте" — любопытный образец философствующего литературоведения или, наоборот, философии, ищущей себя в жанре и языке литературы.


Эстетика мышления

Издаваемый впервые, настоящий курс лекций, или бесед, как называл их сам автор, был прочитан в 1986/1987 учебном году в Тбилисском университете.После лекционных курсов о Декарте, Канте, Прусте, а также по античной и современной философии, это был фактически последний, итоговый курс М. К. Мамардашвили, посвященный теме мышления, обсуждая которую, он стремился показать своим слушателям, опираясь прежде всего на свой жизненный опыт, как человек мыслит и способен ли он в принципе подумать то, чем он мыслит.


Очерк современной европейской философии

Лекции о современной европейской философии были прочитаны Мерабом Константиновичем Мамардашвили студентам ВГИКа в 1978–1979 гг. В доходчивой, увлекательной манере автор разбирает основные течения философской мысли двадцатого столетия, уделяя внимание работам Фрейда, Гуссерля, Хайдеггера, Сартра, Витгенштейна и других великих преобразователей принципов мышления. Настоящее издание является наиболее выверенным на сегодняшний день и рассчитано на самый широкий круг читателей, интересующихся актуальными вопросами культуры.


Рекомендуем почитать
Медленный взрыв империй

Автор, кандидат исторических наук, на многочисленных примерах показывает, что империи в целом более устойчивые политические образования, нежели моноэтнические государства.


Аристотель. Идеи и интерпретации

В книге публикуются результаты историко-философских исследований концепций Аристотеля и его последователей, а также комментированные переводы их сочинений. Показаны особенности усвоения, влияния и трансформации аристотелевских идей не только в ранний период развития европейской науки и культуры, но и в более поздние эпохи — Средние века и Новое время. Обсуждаются впервые переведенные на русский язык ранние биографии Аристотеля. Анализируются те теории аристотелевской натурфилософии, которые имеют отношение к человеку и его телу. Издание подготовлено при поддержке Российского научного фонда (РНФ), в рамках Проекта (№ 15-18-30005) «Наследие Аристотеля как конституирующий элемент европейской рациональности в исторической перспективе». Рецензенты: Член-корреспондент РАН, доктор исторических наук Репина Л.П. Доктор философских наук Мамчур Е.А. Под общей редакцией М.С.


Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни

Книга представляет собой интеллектуальную биографию великого философа XX века. Это первая биография Витгенштейна, изданная на русском языке. Особенностью книги является то, что увлекательное изложение жизни Витгенштейна переплетается с интеллектуальными импровизациями автора (он назвал их «рассуждениями о формах жизни») на темы биографии Витгенштейна и его творчества, а также теоретическими экскурсами, посвященными основным произведениям великого австрийского философа. Для философов, логиков, филологов, семиотиков, лингвистов, для всех, кому дорого культурное наследие уходящего XX столетия.


Основания новой науки об общей природе наций

Вниманию читателя предлагается один из самых знаменитых и вместе с тем экзотических текстов европейского барокко – «Основания новой науки об общей природе наций» неаполитанского философа Джамбаттисты Вико (1668–1774). Создание «Новой науки» была поистине титанической попыткой Вико ответить на волновавший его современников вопрос о том, какие силы и законы – природные или сверхъестественные – приняли участие в возникновении на Земле человека и общества и продолжают определять судьбу человечества на протяжении разных исторических эпох.


О природе людей

В этом сочинении, предназначенном для широкого круга читателей, – просто и доступно, насколько только это возможно, – изложены основополагающие знания и представления, небесполезные тем, кто сохранил интерес к пониманию того, кто мы, откуда и куда идём; по сути, к пониманию того, что происходит вокруг нас. В своей книге автор рассуждает о зарождении и развитии жизни и общества; развитии от материи к духовности. При этом весь процесс изложен как следствие взаимодействий противоборствующих сторон, – начиная с атомов и заканчивая государствами.


Истины бытия и познания

Жанр избранных сочинений рискованный. Работы, написанные в разные годы, при разных конкретно-исторических ситуациях, в разных возрастах, как правило, трудно объединить в единую книгу как по многообразию тем, так и из-за эволюции взглядов самого автора. Но, как увидит читатель, эти работы объединены в одну книгу не просто именем автора, а общим тоном всех работ, как ранее опубликованных, так и публикуемых впервые. Искать скрытую логику в порядке изложения не следует. Статьи, независимо от того, философские ли, педагогические ли, литературные ли и т. д., об одном и том же: о бытии человека и о его душе — о тревогах и проблемах жизни и познания, а также о неумирающих надеждах на лучшее будущее.


Геопанорама русской культуры: Провинция и ее локальные тексты

Книга «Геопанорама русской культуры» задумана как продолжение вышедшего год назад сборника «Евразийское пространство: Звук, слово, образ» (М.: Языки славянской культуры, 2003), на этот раз со смещением интереса в сторону изучения русского провинциального пространства, также рассматриваемого sub specie реалий и sub specie семиотики. Составителей и авторов предлагаемого сборника – лингвистов и литературоведов, фольклористов и культурологов – объединяет филологический (в широком смысле) подход, при котором главным объектом исследования становятся тексты – тексты, в которых описывается образ и выражается история, культура и мифология места, в данном случае – той или иной земли – «провинции».


Категория вежливости и стиль коммуникации

Книга посвящена актуальной проблеме изучения национально-культурных особенностей коммуникативного поведения представителей английской и русской лингво-культур.В ней предпринимается попытка систематизировать и объяснить данные особенности через тип культуры, социально-культурные отношения и ценности, особенности национального мировидения и категорию вежливости, которая рассматривается как важнейший регулятор коммуникативного поведения, предопредопределяющий национальный стиль коммуникации.Обсуждаются проблемы влияния культуры и социокультурных отношений на сознание, ценностную систему и поведение.


Языки культуры

Тематику работ, составляющих пособие, можно определить, во-первых, как «рассуждение о методе» в науках о культуре: о понимании как процессе перевода с языка одной культуры на язык другой; об исследовании ключевых слов; о герменевтическом самоосмыслении науки и, вовторых, как историю мировой культуры: изучение явлений духовной действительности в их временной конкретности и, одновременно, в самом широком контексте; анализ того, как прошлое культуры про¬глядывает в ее настоящем, а настоящее уже содержится в прошлом.


Риторика и истоки европейской литературной традиции

Цикл исследований, представленных в этой книге, посвящен выяснению связей между культурой мысли и культурой слова, между риторической рефлексией и реальностью литературной практики, а в конечном счете между трансформациями европейского рационализма и меняющимся объемом таких простых категорий литературы, как “жанр” и “авторство”. В качестве содержательной альтернативы логико-риторическому подходу, обретшему зрелость в Греции софистов и окончательно исчерпавшему себя в новоевропейском классицизме, рассматривается духовная и словесная культура Библии.