Стрела над океаном - [36]

На катере подходим к океанскому лесовозу. Идет погрузка леса. Гигантский плавучий кран «Блейхерт» играючи поднимает пучки «хлыстов», будто это не тяжелые 110 стволы, а пачки карандашей. Они исчезают за высоким бортом судна.

Богатырский труд!.. Звучит это, может быть, и красиво, но именно здесь становится особенно понятным значение механизмов, облегчающих труд человека. Ведь без них был бы он, этот труд, вероятно, не столько богатырским, сколько каторжным…

С заместителем начальника сплавного рейда осматриваем строительство рабочего городка. Желтенькие двухквартирные коттеджи — светлые, просторные, с застекленными террасами, ваннами.

— Все, что вы видели здесь, — говорит мой собеседник, имея в виду всю базу сплавного рейда, — носит временный характер: все будет строиться заново, капитально. Как говорится, по последнему слову техники!

Как часто приходится слышать на Камчатке: «Все заново, все капитально!» Что ж, как раз в этом и проявляется характер здешних людей, работающих горячо, увлеченно, — проявляется «камчатская стать»…

УЙКОАЛЬ — БОЛЬШАЯ РЕКА

РЕЧНЫЕ ПРОСТОРЫ

Река Камчатка впервые открылась с моря — когда мы вошли в ее устье. Не раз приходилось пересекать на катерах ее мутно-желтые просторы возле Усть-Камчатска. В этих местах река очень широка. А если вспомнить, что путь ее из глубины полуострова до Камчатского залива измеряется многими сотнями километров, станет понятным, почему в прежние времена, по свидетельству С. П. Крашенинникова, камчадалы называли ее Уйкоаль, что значит — Большая река. Да ведь и правда, — она самая большая из камчатских рек.

Площадь ее долины вместе с отлогими склонами прибрежных увалов исчисляется в два миллиона гектаров. Река окружена озерами, болотами-, заросла по берегам мелким кустарником, густыми чащами тальников. «Суходолинные, отлогие склоны покрыты березовым и смешанным лесом с обильным травянистым покровом».

Так сказано в ученой книжке…

* * *

…Раннее, холодное, такое неприветливое утро. Дождь, ветер. Противоположный берег реки затянут сизой сумеречной мглой. Волны сердито бьют в черные, просмоленные бока пристани.

Начинается новый этап камчатской жизни: предстоит подняться вверх по реке километров без малого на триста — в горные, лесные районы полуострова.

Беленький, порядком обшарпанный пароходик, родной брат московского речного трамвайчика, бежит вверх по реке, оставляя за собой далеко расходящийся, как кружевной шлейф, бурун.

Пассажиры — их много, и все с грудами узлов, мешками, корзинами, чемоданами, бидонами, ведрами, с множеством ребятишек — забились внутрь пароходика. Наверху не очень-то посидишь: пронизывающий ветер, секущий дождь. Река вскипает желтыми с белыми гребнями волнами, быстро бегущими вниз по течению. Большая неласковая река…

Волны подмывают низкие, заросшие тальником берега. Ветки кустов никнут, окунаются в воду, и волны злобно треплют их.

На берегах — ни души.

Встречаются буксирные катера. Некоторые тянут за собой огромные баржи. Катера обмениваются с нашим пароходиком гудками. Голоса их, срываемые ветром, слабо и печально звучат в холодной пустыне воды.

Дождь. Порывистый ветер.

Возле берегов нередко видишь длинные черные, низко сидящие в воде лодки. В лодках — по одному, по два рыбака в белых плащах с капюшонами. Поставили сети. На неспокойной, изрытой ветром поверхности реки — идущий полукругом пунктир поплавков. Пароходик дает гудок и стороной обходит закинутую сеть.

Не очень-то весело этим людям в монашеских капюшонах в дождь, ветер целый день качаться в лодке на гривастых волнах. Нелегко, нелегко дается камчатская рыбка!..

По правому борту в тумане, за пеленой дождя открываются горы — мглисто-синие, дикие, пустынные.

Что это? Как же я сразу-то не заметил? По берегам реки, за прибрежными кустами тальника, появились настоящие деревья! Не тоненькие хворостинки, как в Усть-Камчатске, а настоящие большие деревья: ива, ольха, береза! И как же они сразу преобразили пейзаж!..

Можно, конечно, восхищаться и величественной пустыней океана, и суровой красой голых скал, и мягкими очертаниями безлесных сопок, и болотистой тундрой с черными торфяными озерами, но дерево, зеленое древо — какая же это радость!

Вот высокая стройная молодая ива. Ее узкая серповидная листва так и кипит на ветру. Вся она в шуме, в движении, то темно-зеленая, то голубовато-серая, когда ветер перевернет ее листья. Вот рощица ольхи. Вымытые дождем листья блестят, как лакированные. В зеленом полумраке ольховой рощи словно светятся заросли шеламайника и уже зацветший кипрей — по-нашему, по-подмосковному — иван-чай.

А вот и береза. Это не наша белоствольная, зеленокудрая красавица, опускающая тонкие пряди душистой листвы чуть не до самой земли. Это камчатская «каменная» береза — «самый типичный представитель древесной камчатской флоры», как сказано в одной книге. Удивительное дерево. И верно ведь — «самое камчатское». Если наша русская березка чаще всего вяжется в представлении с милой радостью ранней весны или с осенней раздумчивой грустью, то «каменная» камчатская береза своего рода символ мужества и силы, упорной, непрестанной борьбы за существование. Суровый климат, мощный снежный покров лишают ее стройности. Это кряжистое, крепкое дерево с искривленным, иногда перекрученным, как канат, стволом, с еще более причудливо искривленными ветвями. Но там, где есть защита от яростных ветров, она высока, могуча. У нее крепкий, как кость, ствол палевого цвета без привычной на белой березе инкрустации чернью, темная узорная листва, образующая красивую пышную крону.