Стрела, монета, искра - [7]

— Благодарю тебя, святая Праматерь! — Эрвин с улыбкой поклонился скульптуре Светлой Агаты над фасадом собора. — Трещина в фундаменте — отличная задумка! Я всегда знал, что могу на тебя положиться.

Приметив кареты с гербами Дома Ориджин, строители принялись выкрикивать приветствия. Горожане на площади вторили им:

— Милорд Эрвин!

— С возвращением, милорд!

— Слава Ориджинам! Слава Ориджинам!

Мать бросила бы им пригоршню серебра. Иона помахала бы тонкой рукой и улыбнулась с таким трогательным румянцем, что впору всплакнуть от умиления. Отец… отцу было бы плевать, кричат ли ему что-то. Эрвин София Джессика рода Агаты, наследный герцог Ориджин так и не научился отвечать на приветствия черни — в них ему неизменно слышалась насмешка. Он задернул шторку на окне кареты.

Экипаж пересек мост и остановился за первой, низкой стеной замка, во внешнем дворе. Эрвин раскрыл дверь и нетвердыми с долгой дороги ногами ступил на родную землю. На родной булыжник, если быть точным, — тщательно вымытый, но все же отдающий конским навозом, забившимся в щели.

Как назло, двор был полон людей, и появление лорда не осталось незамеченным. Его мигом окружили, осыпали приветствиями. Слуги схватили кладь, поволокли; кто-то желал Эрвину здравия, кто-то кланялся, кто-то салютовал; служанки поодаль откровенно таращились, перешептываясь; верховые кайры в красно-черном, эскортировавшие его, замерли над толпой. Конные статуи отцовского могущества. И — мой инструмент. Мой прекрасный, решающий довод! Эрвин махнул рукой всаднику:

— Кайр, я желаю увидеть отца, и поскорее. Доложите обо мне!

— Слушаюсь, милорд.

Воин исчез. Кто-то сунул в руку Эрвину кубок орджа — горького пойла, разящего шишками. Он влил в себя весь кубок одним залпом, надеясь быстрей отделаться, скривился, с трудом выдохнул.

— Слава молодому герцогу!

— Долгих лет семье Ориджин! Долгих лет Первой Зиме!

Эрвин стоял среди толпы, как болван, хрипя обожженной глоткой. И что же, мне торчать здесь, с челядью, пока отец не соизволит принять? Почему никто из семьи меня не встречает?!

Едва он успел подумать об этом, как увидел Иону. Сестра… Хрупкая фигурка из белого фарфора, очень подвижные, тревожные губы, темные-темные глаза, чуть рассеянные, словно подернутые дымкой… И пестрые перья попугаев, вплетенные в смоляные волосы, и кружево снежной шали — ореол радужных искр вокруг лица.

— Я счастлив видеть вас, леди Иона София, — Эрвин поцеловал ей руку с лукавой улыбкой. Глаза сестры шаловливо сверкнули.

— И я несказанно рада вам, лорд Эрвин София, — она церемонно поклонилась ему. — Встаньте же и будьте моим добрым гостем. Разделите со мной радость, вино и хлеб.

И потянула его за руку вглубь двора, ко входу в теплицу. Лишь только дверь закрылась за ними, Иона обняла его. Эрвин ощутил, что она дрожит.

— Тебе холодно?

— Мне всегда холодно… Почти, — шепнула она и провела ладонями по его щекам. Пальцы были горячими.

— Как я справляюсь? — спросила Иона, разомкнув объятия. — Я о приветствии. Неплохо выходит, правда? Мне предстоит встретить пять сотен гостей… или тысячу… а может, весь Север. Иногда кажется, что я буду первую неделю заниматься лишь приветствиями, а вторую — лишь прощаниями.

— Ты прекрасна, — сказал Эрвин, покачав головой, — но приветствие… ммм…

Отступил на шаг, задрал подбородок, глядя чуть в сторону, протянул руку.

— Милорд… я рада… будьте моим гостем. Говори через силу, будто нехотя. Понимаешь? Поменьше душевности, совсем мало. А то еще решат, что ты и вправду им рада.

Тревожные губы сестры искривились наподобие улыбки, верхняя чуть поджалась, едва-едва обнажив зубы.

— Милорд, будьте моим гостем и разделите мой хлеб. Свою душевность оставлю при себе, если вам угодно.

— Да, много лучше, — согласился Эрвин. — Ты — Принцесса Севера. Все эти гости недостойны тебя — ни по отдельности, ни вместе взятые.

— И жених?

— Он — в первую очередь. Жених — предводитель тех, кто тебя недостоин. В его руках знамя.

Иона улыбнулась:

— Не могу понять, ты маскируешь ревность заботой или высокомерием? В любом случае, у тебя скверно выходит, ты это знаешь?

— Ммм…

Когда не находишься с ответом, задай встречный вопрос.

— Как твое здоровье?

Иона сорвала цветок азалии, понюхала, помахала перед носом у брата.

— Это — неважный вопрос.

— Тогда такой: что нового в Первой Зиме?

— И это не имеет значения.

— Кто будет среди гостей?

— Нет, нет, ужас! Спроси о том, что действительно хочешь узнать!

— И что же я хочу узнать?

— Ты хочешь спросить, счастлива ли я невестой. И боишься в одночасье и того, что я несчастна, и того, что слишком счастлива. Твое сердце замирает от волнения при мысли, что муж мой окажется бесчувственным камнем, и в Шейланде я выплачу все глаза от тоски по тебе и матери, а дальше провалюсь в нескончаемую череду беременностей и истеку кровью, выдавив на свет очередное графское чадо. Но потом ты воображаешь, что я без памяти влюблена в графа Виттора и забуду вас, едва ступив на корабль. Ты представляешь, как после двух или трех лет моего молчания ты приедешь в Шейланд под скверным политическим предлогом, и я выйду к тебе в фамильных цветах мужа, без малейшего намека на перья в волосах, и протяну руку, глядя вот так, чуть в сторону: милорд… войдите, будьте нашим гостем. Да, именно — нашим. И тогда ты…