Стрела бога - [9]

— Не утруждай себя. Может, мы вернемся к тебе, выполнив поручение. На голове у нас — тяжелая ноша, и покуда мы не сложим ее с себя, нам непонятно, что нам говорят.

— Я знаю, как это бывает. Тогда вот вам кусок белой глины. А орех кола пусть подождет до вашего возвращения.

Но даже от этого уклонились пришельцы: они отказались начертить мелом линии на полу. Этим все было сказано. Они отвергли знак доброжелательства между хозяином и гостем.

Удуэзуе удалился к себе во внутренний дворик и вскоре вернулся с мешком из козьей шкуры и мачете в ножнах.

— Я отведу вас к человеку, который выслушает то, что вам поручено передать, — сказал он.

Удуэзуе шел впереди, умуарцы молча следовали за ним. Они проталкивались через толпу базарного люда, которая росла прямо на глазах. Так как близился сезон посадочных работ, многие несли на продажу семенной ямс в длинных корзинах. Некоторые мужчины несли в таких же корзинах коз. Там и здесь можно было увидеть мужчин с курицей в руках; мужчина, несущий курицу, всегда нетвердо ступает по земле, особенно если он знавал в прошлом лучшие дни. Многие женщины громко разговаривали на ходу; те, что молчали, видимо, пришли издалека и уже успели наговориться дорогой. Акукалии казалось, что он узнаёт некоторых торговок с множеством глиняных сосудов на голове, которых они обогнали по пути.

Акукалия года три не был в стране своей матери и теперь испытывал странное чувство нежности к ней. Когда он впервые пришел сюда с матерью, совсем еще маленьким мальчишкой, он спросил, почему земля и песок здесь белые, а не красно-коричневые, как в Умуаро. «Потому, — сказала ему мать, — что в Окпери люди моются каждый день и ходят чистые, тогда как грязнули в Умуаро не выльют на себя ни капли воды за все четыре дня недели». Его мать была очень строга с ним и необычайно сварлива, но сейчас Акукалия был исполнен нежности даже к ней.

Удуэзуе привел трех своих посетителей к Отикпо, глашатаю Окпери. Они застали его в оби за подготовкой семенного ямса для базара. Он встал, чтобы приветствовать вошедших. Здороваясь, он назвал Удуэзуе по имени и упомянул его титул; Акукалию он назвал нвадиани, что значит «сын нашей дочери». Двум незнакомцам просто пожал руки. Отикпо был очень высок ростом и сухощав. Он все еще сохранял внешность знаменитого бегуна, каковым был в молодости.

Отикпо прошел во внутреннюю комнату и возвратился со скатанной циновкой; расстелив ее на земляном ложе, он предложил гостям сесть. Из внутреннего дворика вошла в оби маленькая девочка и стала звать отца.

— Иди отсюда, Огбанджи, — приказал он ей. — Разве ты не видишь, что ко мне пришли?

— Нвеке ударил меня.

— Я его потом выпорю. Пойди и скажи ему, что его ожидает порка.

— Отикпо, выйдем-ка — нам нужно кое о чем пошептаться, — сказал Удуэзуе.

Они ненадолго удалились, а когда вернулись, Отикпо предложил гостям орех кола в деревянной чаше. Акукалия поблагодарил его, но сказал, что на головах у него и его спутников лежит тяжелая ноша, которая не дает им ни есть, ни пить, покуда они не снимут с себя это бремя.

— Правда? — спросил Отикпо. — Можно ли сложить то бремя, о котором ты говоришь, передо мной и Удуэзуе или же для этого требуется созыв старейшин Окпери?

— Требуется созыв старейшин.

— Тогда вы пришли в неудачное время. Каждому в стране Игбо известно, что в свой базарный день эке окперийцы не занимаются никакими другими делами. Вы должны были бы прийти вчера или позавчера либо завтра или послезавтра. Нвадиани, — обратился он к Акукалии, — уж кто-кто, а ты должен был бы знать наши обычаи.

— Ваши обычаи не отличаются от обычаев других людей, — ответил Акукалия, — но наше поручение не могло ждать.

— Вот как? — Отикпо вышел из хижины, крикнул своего соседа Эбо и вернулся обратно. — Ваше поручение не могло ждать. Как же нам теперь поступить? По-моему, сегодня вам следует переночевать в Окпери, а завтра вы встретитесь со старейшинами.

Вошел Эбо и поздоровался со всеми присутствующими. Он удивился, увидав столько людей, и на какой-то момент растерялся. Затем он принялся пожимать руки всем подряд, однако, когда очередь дошла до Акукалии, тот отказался пожать ему руку.

— Садись, Эбо, — сказал Отикпо. — Акукалия пришел в Окпери с таким сообщением, что ему даже нельзя есть орех кола и обмениваться рукопожатиями. Он хочет повидаться со старейшинами, а я говорю ему, что сегодня это невозможно.

— Почему они выбрали именно сегодняшний день, чтобы явиться со своим сообщением? Разве там, откуда они пришли, нет базарных дней? Если ты позвал меня только ради этого, то я возвращаюсь домой: мне надо приготовиться к базару.

— Я уже говорил, наше сообщение не может ждать.

— Не слыхал я о таком сообщении, которое не могло бы подождать. Или, может, ты пришел сообщить нам, что великий бог Чукву собирается убрать ногу, которой он подпирает наш мир? Нет? Но тогда тебе следовало бы знать, что приход троих мужчин не повод для того, чтобы отменить базар Эке в Окпери. Прислушайся: даже сейчас слышен его голос, а ведь базарная площадь не заполнилась и наполовину. Когда она заполнится, его голос будет слышен в Умуде. И ты хочешь, чтобы такой большой базар замолк ради того, чтобы послушать твое сообщение? — Он сел, и минуту-другую царило молчание.