Стражи Студеного моря - [3]
Хоффе подтолкнул его к черному «мерседесу», пояснив:
— Вы пьяны, Винклер, выпьем у меня по чашечке кофе.
«Мерседес» остановился возле чугунной ограды. В глубине разросшегося сада был виден небольшой особняк.
Хоффе ввел его в просторный кабинет, обставленный громоздкой мебелью мореного дуба. Миловидная женщина, слишком самоуверенная для того, чтобы быть горничной, и слишком вульгарная для жены, подала им кофе и вышла, плотно закрыв за собой дверь.
Когда они остались одни, Хоффе сказал:
— Вы знаете, Винклер, увиливать нечего. Нас не интересуют обстоятельства, при которых гауптштурмфюрер Клаус Винклер превратился в коммерсанта Адама фон Винерта. Но вам придется восстановить в памяти все события, предшествующие седьмому октября тысяча девятьсот сорок четвертого года. Ваши ответы записываются, потрудитесь быть кратким и точным. — Хоффе нажал сигнальную кнопку. — Начальник абвера дивизии «Эдельвейс» майор Клюгге был убит шестого октября. Абвер принял капитан Винклер, — напомнил Хоффе. — Утром седьмого октября началось наступление русских. Где в это время находился архив абвера?
Винклер вынул платок, пахнущий крепкими духами, и протер очки. Он хотел выиграть время.
— Я предупреждаю вас, Клаус Винклер, этот вопрос интересует лично доктора Мурера и всю службу разведки штаба НАТО, — подчеркнул Хоффе.
— Архив абвера в двух металлических контейнерах находился в естественном укрытии на высоте четыреста двенадцать…
Не сводя с него острого, немигающего взгляда, Хоффе быстро спросил:
— Местное название Черная Брама?
— Кажется…
— Дальше!
— Когда русские отрезали нас со стороны моря, форсировали Западную Криницу и закрепились на берегу, я дал команду сжечь архив…
— Как сжечь?! — Хоффе схватил его за плечи.
Винклер понял вопрос буквально:
— Фельдфебель Бергман плеснул в контейнеры горючую смесь и…
— Идиот! Вы сожгли весь архив?!
— Нет, господин майор, согласно инструкции «ОС/15» оцинкованный ящичек я приказал…
— Вы проследили за выполнением? — перебил его Хоффе.
— Я приказал, но в это время дым от горящего архива заполнил укрытие, и, задыхаясь, я выбрался на воздух…
— А ящик?
— Спустя несколько минут фельдфебель Бергман доложил, что приказание выполнено.
— Дальше!
— Когда мы спустились к подножию, я вспомнил об укрытии. Русские вели прицельный огонь, но я приказал Бергману взять людей, подняться на высоту, завалить камнем вход в укрытие и хорошо замаскировать… Тогда я еще верил в то, что мы вернемся…
— Меня не интересуют ваши переживания! — зло крикнул Хоффе. — Дальше!
— Русские захватили укрытие и оказали отчаянное сопротивление. Но отделение фельдфебеля Бергмана задание выполнило с честью!
— Бергман жив?
— Несколько позже, во время выравнивания фронта, Бергман был убит в районе Печенги…
Винклер увидел через окно, как прямо в аллею сада въехала большая машина незнакомой марки.
Хоффе вскочил, выключил записывающий аппарат и только тогда выругался.
Женщина внесла еще одну чашку кофе.
— Это вы, Берта, сообщили полковнику? — резко спросил Хоффе.
— Я, господин подполковник, — с улыбкой ответило ему сопрано.
В кабинет вошел Герхард Веббер.
Винклер быстро поднялся с кресла и, привычно вскинув руку, крикнул:
— Хайль!
2. В МОРЕ
Пограничный сторожевой корабль «Вьюга» находился в дозоре.
На горизонте раннее солнце позолотило узкую, едва заметную гряду облаков, а над кораблем еще смыкалась тьма полярной ночи.
Командир корабля Иван Арсентьевич Поливанов спустился с ходового мостика.
Посасывая давно погасшую трубку, Поливанов зашел к штурману и окинул взглядом его библиотечку. Среди десятка книг по основам кораблевождения на полке стоял старенький томик Тургенева. Как и когда попал этот томик на корабль, никто не знал, но «Записки охотника», как говорил замполит, поступили на штурманское вооружение.
Иван Арсентьевич взял с полки томик и раскрыл на закладке.
В это же время в каюте на верхней палубе замполит капитан-лейтенант Футоров тоже склонился над книгой.
«…Вестибулярный аппарат играет важную роль в обеспечении равновесия тела в покое и движении…» — прочел Футоров и задумался. Трудно разобраться в вопросе, требующем специальных познаний, трудно, но необходимо. За плечами Герасима Родионовича Футорова немалый жизненный опыт — война застала его на Старо-грозненских нефтяных промыслах, где он работал слесарем-наладчиком эксплуатационного отдела. С кошелкой, набитой инструментом и запасными частями, Герасим изо дня в день мерил версты по холмам Терско-Сунженских предгорий. На промыслах ни одного человека. Только звенели цикады и монотонно скрипели эксцентрики качалок. По- над взгорьем курчавился чертополох и желтел молочай — солнцегляд. В небе застыли редкие облака. Зной и безлюдье.
Одиночество сделало Герасима мечтателем и прожектером. Однажды он явился в управление промыслов с проектом повышения дебита скважин нагнетанием воды, но… С одинаковым успехом он мог бы изобрести конный тарантас! То, что далось ему ценой большого напряжения, оказывается, было давно изобретено и испытано на практике. Неудача Герасима не обескуражила, он понял, что необходимы знания, и решил во что бы то ни стало овладеть наукой. Огневым шквалом войны разметало людей по всей советской земле. Герасима занесло на Амурскую флотилию, потом старшина Футоров служил на Тихоокеанском флоте, а закончил войну в морской пехоте на полях Маньчжурии. После войны — Высшее военно-морское училище в Ленинграде, пять лет службы на Балтике, затем снова учеба, курсы переподготовки, и вот… седое Баренцево море.
