До приема очередной метеосводки оставалось четыре минуты. Перед радистом лежал чистый бланк кольцевой карты погоды. Каждые два часа нечетного времени на такую карту наносились условные знаки облачности, направления и скорости ветра, атмосферных давлений и температуры воздуха.
Радист медленно повернул верньер, и волосок на шкале подошел к цифре 10, сводка передавалась на частоте 10 300 килогерц.
За окном стаяла непроглядная тьма. Обитые войлоком двери не пропускали посторонних шумов, и только по-комариному тонко звенел выпрямитель. Надев наушники в неуклюжих чехлах из резиновой губки, радист осторожно повернул верньер плавной настройки. Вдруг он услышал незнакомые сигналы, передаваемые азбукой Морзе. Точки и тире очень высокого и сильного тона, точно иголки, вонзались в уши. Он перевернул исписанный лист тетради и начал принимать передачу.
Метеосводки передавались группами цифр в пять знаков каждая, неизвестная станция передавала непрерывно одну цифру за другой, но в очень замедленном темпе.
Привыкнув к приему метеосводок, передаваемых механическим путем, когда приходится записывать до ста двадцати знаков в минуту, эту передачу радист принимал легко.
Ровно в три часа тридцать минут неизвестный передатчик замолчал, и почти на той же волне, чуть довернув верньер, радист услышал начало передачи Главного управления гидрометеорологических станций. Привычно определяя местонахождение индексов, радист быстро наносил условные знаки в квадраты кольцевой карты.
За соседним столом дежурный офицер анализировал предыдущую сводку. Под рукой лейтенанта на карте погоды возникали желтые пятна туманов, зеленые кружки осадков и красные знаки грозовых фронтов. От точек наименьшего давления — циклонов и высокого давления — антициклонов, словно рыбьи всплески на спокойной воде, разбегались в сторону волнистые круги.
Закончив прием метеосводок, радист доложил дежурному офицеру о записанной им передаче закрытого кода.
В тот же день начальник метеорологической службы сообщил об этом подполковнику Жилину и передал запись, сделанную радистом.
Жилин пытался дешифровать перехваченную криптограмму, но несколько часов кропотливого и упорного труда не дали никаких результатов. Позвонив замполиту Комову, подполковник вышел из отдела и углубился в лес.
Жилин был человек на вид лет пятидесяти, коренастый, широкоплечий, с гладко выбритой головой, светло-карими, немного широко поставленными глазами, смотрящими пытливо и в то же время весело из-под тяжелых набухших век и кустистых бровей. Темная, чуть тронутая сединой щеточка усов скрывала мягкую линию его рта.
Подполковник шел по лесу, и под его грузным шагом громко хрустел валежник. Узкая тропинка вела мимо базового склада. Сторожевые собаки, не узнав его, гремя цепями, бросились с лаем навстречу.
Подполковник свернул в сторону, вышел к неглубокому овражку, присел на траву, снял фуражку, вытер вспотевший лоб и прислушался.
Ничто не нарушало привычных лесных шумов: лениво перекликаясь, воронье выклевывало недозревшую бузину, мерно шелестела листва.
Подполковник откинулся на спину. Перед ним сквозь густые кроны деревьев голубели клочки неба, исчерченные инверсионным следом самолета. Летный день кончился, в штабе подводили итоги. Он знал, что Комов скоро освободится и придет сюда, к «балочке», как они называли этот глухой лесной овражек, пахнущий прелой листвой бузины, мятой и тонким ароматом донника.
«Что это — мистификация? Глупая шутка начинающего радиста-любителя? Нет! — отвергнув эту мысль, думал Жилин. — Передатчик работал в необычное для любителя время, да и зачем любителю прибегать к закрытому коду! Здесь что-то другое…»
Сдвинув на глаза козырек фуражки и подложив под голову руку, подполковник, лежа на траве, курил и думал. Когда аккуратно выкопанная им ямка оказалась, точно заседательская пепельница, полна окурков, Жилин услышал быстрые шаги Комова и, поднявшись, сказал:
— В это время дня, Анатолий Сергеевич, у меня в отделе нечем дышать, домик каркасный, крытый шифером, на самом солнцепеке…
Комов понимающе взглянул на подполковника и, улыбаясь, заметил:
— Василий Михайлович, не оправдывайтесь. Раз назначили свидание в «балочке», стало быть, не хотели, чтобы меня видели около особого отдела. Что случилось?
— По чести сказать, верно, не хотел, — сознался Жилин. — Быть может, это мелочь, хотя… В нашем деле мелочей не бывает. Считаю своим долгом, Анатолий Сергеевич, поставить вас в известность: этой ночью дежурным радистом метеостанции была перехвачена телеграмма, переданная закрытым кодом на частоте около десяти тысяч трехсот килогерц.
— Как-то я увидел под микроскопом каплю речной воды. В этой капле были сотни тысяч живых организмов. Мне представляется, что эфир насыщен так же, как капля воды. Почему вас заинтересовала именно эта, случайная телеграмма? — спросил Комов.
— По замедленному темпу сигналов можно предположить, что передача велась вручную, а сильный фон передававшей станции свидетельствует о том, что передатчик где-то здесь, поблизости от нас. Вот и подумайте — станция ведет передачу глубокой ночью, позывные и ключ кода нам не известны, на учете ДОСААФ в этом районе радиолюбителей нет.
