Петербург.
Август 1848 года.
Павел открыл глаза и прислушался: по карнизу опять дробно барабанил дождь, навевая сон, что так и манил вновь закрыть глаза и соскользнуть в него. Именно дождь заставил вчера его сиятельство князя Шеховского остаться на ночь в апартаментах, снимаемых им для своего последнего увлечения — актрисы императорского театра Элен Ла Фонтейн, несмотря на то, что даже после самых пылких свиданий он предпочитал остаток ночи проводить в своей постели.
Вчера утром Поль решил устроить себе и Элен пикник в Лахте. Погода благоприятствовала тому: после недели бесконечных дождей наконец-то выглянуло солнце. Но каким же обманчивым оказался тот августовский день. Почти до самого вечера жарко припекало солнце, и Поль растянувшись на разложенном на песке одеяле с наслаждением подставлял лицо его лучам. Голова его покоилась на коленях Элен, рука которой легко гладила мягкие светлые кудри, пропуская их между тонкими пальцами. Потянуло прохладой, нежданный холодный порыв унес солнечное тепло, заставляя зябко поежиться. Поль поднялся и накинул на плечи мундир. Поднявшийся ветер вздыбил поверхность залива, покрывшуюся белыми барашками волн, пригнал со стороны Финского залива свинцово-серые тучи и вынудил расположившуюся на берегу пару спешно собираться, чтобы покинуть побережье, потому как непогода могла в любую минуту обрушиться на них.
Порывами ветра с Элен сорвало шляпку, тонкий шелк бледно-палевого платья хлопал на ветру будто парус, обнимая стройный стан. Павел, устремился было за ней, покатившейся по прибрежному песку, но не догнал. Дивное творение модистки, было подхвачено набежавшей волной и закачалось на воде ярким пятном.
— Не огорчайся, ma сherie, — обнимая ее и заслоняя собой от ветра, прошептал в растрепанные рыжие пряди. Я куплю тебе другую.
Элен подняла голову, подставляя губы его поцелую. Сердце застучало в груди быстро и часто, едва его губы коснулись ее рта. Подняв руку, она коснулась его щеки, провела по ней кончиками пальцев, ощущая легкую шероховатость от пробившейся за день щетины. О Боже! Как же я люблю тебя, твою улыбку, твой смех, эту нежность, что светится во взгляде, когда смотришь на меня так, как сейчас.
— Поспешим, mon coeur[1] (сердце мое), — улыбнулся он, заправляя ей за ухо, выбившуюся из прически прядь. — Не ровен час, дождь хлынет.
Подав Элен руку, Павел помог ей подняться в коляску и сам занял место подле нее. Щелкнув кнутом, возница по приказу барина, то и дело понукал лошадей, стремясь быстрее добраться до Петербурга. Попав колесом в выбоину, кучер натянул поводья, останавливая лошадь. Оставшись на трех колесах, коляска опасно накренилась.
— Ах, чтоб тебя! — в сердцах выругался князь, с досадой оглядев приключившуюся поломку.
Первые крупные капли упали на пыльную дорогу, зашуршали в придорожной траве. Элен вжалась в сидение экипажа, стараясь уберечься от дождя, что уже вовсю молотил по крытому кожаному верху. Шеховской стоя с непокрытой головой, отчего волосы его быстро намокли и потемнели, злясь на собственное бессилие, Павел забрался обратно в коляску и пристроился рядом с Элен. До столицы оставалось не менее двух верст, нечего было и думать о том, чтобы одолеть их пешком, оставалось только одно: переждать непогоду.
Смеркалось. Кучер Шеховских безуспешно пытался пристроить на место соскочившее с оси колесо. Различив за шумом дождя, как ему показалось, стук копыт и вглядевшись в мутную пелену перед собой, возница разглядел очертания приближающейся двуколки. Выбежав на дорогу, он отчаянно замахал руками и закричал во весь голос, пытаясь привлечь к себе внимание. На счастье, путников это оказался наемный экипаж. Оставив кучера разбираться с коляской, Павел помог Элен перебраться в двуколку и повез ее домой. Уставшие и промокшие, они вместе поднялись в ее квартиру, а дождь между тем разошелся не на шутку. Где-то после полуночи Поль засобирался было домой, но, распахнув окно и протянув ладонь в черноту ночи, понял, что едва ли сможет найти наемный экипаж в такую погоду, и поэтому впервые за все время их романа остался в постели любовницы до утра к великой радости mademoiselle Ла Фонтейн.
Проснувшись, Павел Николаевич с наслаждением потянулся. В отличие от Элен, бурная ночь его нисколько не утомила. Повернувшись к сладко спящей красавице, он прикоснулся губами к обнажившемуся округлому плечу, на что она только что-то недовольно пробормотала и поспешила натянуть на себя одело, спрятавшись под ним едва ли не с головой. Тихо рассмеявшись, Павел поднялся с постели, нисколько не смущаясь своей наготы, прошелся по роскошной спальне и, остановившись у туалетного столика, налил себе воды из графина.
— Элен, — тихо позвал он, — душа моя, я вынужден тебя покинуть.
— Если мне не изменяет слух, дождь все еще идет, — показалась из-под одеяла растрепанная рыжая макушка. — Или он Вас уже не пугает, Ваше сиятельство?
— Чай, не сахарный — не растаю, — улыбнулся Павел.
— И когда же мы увидимся? — села на кровати Элен, прикрыв обнажившуюся грудь одеялом.
— Не знаю, mon coeur (сердце мое), не спрашивай. Я дам тебе знать, — ответил он, отворачиваясь от широкой кровати и оглядывая комнату в поисках своей одежды.
