Стражи последнего неба - [29]

И все же было в них нечто общее.

Всего лишь на миг встретились их взгляды, и герцог чуть заметно кивнул. После чего старик в потертом кафтане исчез в толпе.

Витиеватые речи продолжались во дворце, но ни пиршеств, ни празднеств за ними не последовало. Герцог предпочел отложить их до прибытия адмирала Ульдж-Али, бейлербея Алжира. Именно Ульдж-Али, бывший когда-то калабрийским монахом по фамилии Оччали, в прошлом году отбил Кипр у венецианцев. После этого папа Пий объявил крестовый поход против турок, и, хотя крестоносцы не спешили выступать, Ульдж-Али, герцог Наксосский и Синан решили собраться, чтоб обсудить дальнейшие действия на море.

Так что вместо пиршества герцог Наксосский скромно отужинал в обществе одного капитана Синана. А когда стемнело, он покинул дворец через потайную дверь. Одет он был как простой моряк, лишь саблю, более привычную и турецким, и европейским мореплавателям, заменяла шпага — все-таки его с юности, проведенной при дворе императора Максимилиана, обучали обращению с этим оружием.

Роскошный сад, заложенный еще при Катерине Корнаро, долгое время пребывал в дикости и запустении, правда, последний наместник приказал привести его в порядок, но благоустройство не успели довести до конца.

Давешний старик ждал его за оградой.

— Шалом, адон Иосиф, — сказал он.

— Шалом, мар Шилох.

Дальнейший разговор происходил на ладино — языке, родном для них обоих.

— Может быть, не стоило тебе, господин, покидать дворец? Это слишком опасно.

— Я видел много опасностей. К тому же, — Иосиф Наси усмехнулся, — Синан наверняка позаботился об охране. Пройдемся.

Они свернули к набережной; Иосиф — небрежно положив руку на эфес шпаги, Шилох — пригнув голову и как бы скособочившись, точно стремился стать невидимым.

— Сколько лет мы не виделись, реб Шилох? Двадцать пять?

— Больше. Нынче двадцать седьмой год, как твоя семья покинула Венецию.

— Да? Признаюсь, не считал. — От тривиальных замечаний на тему «как летят годы» герцог воздержался.

— Как здоровье донны Рейны, да живет она сто двадцать лет? — вежливо осведомился Шилох.

— Благодарю, хорошо. А как твоя дочь?

Шилох остановился.

— Как я понимаю, князь, с любезностями покончено и мы перешли к делу?

— Да. Но я тем не менее рад был бы слышать, что Джессика жива и здорова.

— Это так. Она сейчас в Мессине, ждет от меня известий. Мы решили, что до твоих дальнейших указаний нам пока лучше не встречаться.

— Мы обсудим это.

Ночь была лунная, но даже если головорезы Синана и шли вслед за герцогом, разглядеть их не было никакой возможности — бывший пират хорошо натаскал своих парней.

Иосиф Наси уселся на парапет, укрепленный мраморной глыбой с какой-то греческой надписью — наверное, уцелела с византийских времен. Шилох встал перед ним.

— Я никогда не видел твою дочь, — медленно произнес Иосиф. — Она родилась много позже моего отъезда. И я не вправе был требовать от нее той же службы, что и от тебя. И тем более — таких жертв. Ибо сдается мне, ее жертва много больше, чем твоя. Ты всего лишь рисковал жизнью — как и все мы. Она пожертвовала своим честным именем.

Шилох мрачно кивнул.

— Да, община отслужила по ней поминальную службу, как по умершей. Но у нас с Джессикой не было иного выхода. Наши противники должны были доверять ей настолько же, насколько ненавидят и презирают меня. Подумать только — предать и обокрасть отца, отречься от веры — это у них почитается за деяние, достойное похвалы, даже за геройство! Ты прав, господин, — мне было легче. Я должен был всего лишь быть осмеян и обманут. Ведь те, кто хотят обманывать, сами без труда будут обмануты, а те, кто смеется над другими, становятся посмешищем. — Он говорил с ядовитой горечью, какой никогда не чувствовалось в речах герцога. — Что ж, я согласился подыграть в их фарсе, прикинувшись именно таким, каким они хотели меня видеть.

— Венецианцы совсем не изменились с тех пор, как я жил в этом городе, — негромко отозвался Иосиф Наси. — Все те же интриги и страсть к предательству. Это и вправду смешно.

— Было бы смешно, — резко сказал Шилох, — если бы они не оставляли за собой столько трупов.

— Тем больше оснований гордиться сделанным. Мы неплохо потрудились, мар Шилох. Подумать только, они сами убрали единственного человека, который мог помешать султанской эскадре высадиться на Кипре! Конечно, это потребовало немало времени и усилий. Сначала заронить в нужные головы мысль о замене опытного полководца на ничтожного Бассанио. Потом подстроить этому мужеложцу выгодную женитьбу, чтоб у него были средства на взятки. Внедрить в его окружение твою дочь…

— Измаил-бей тоже немало способствовал нам в этой истории с женитьбой.

— Верно. Он из морисков, после бегства из Испании достиг в Берберии немалых успехов, так что «принцем Марокканским» его прозвали не для красного слова.

— А настоящего принца… Арагонского… ты, господин, использовал втемную?

— Да. Молодому человеку положительно не везет с женитьбой. Впрочем, не такому уж молодому — он прежде был генерал-губернатором Сицилии. Так или иначе, прочие претенденты на руку и приданое синьоры Порции освободили место для нашего кандидата. Забавно, но тридцать лет назад отец этого принца, дон Франциско, который тогда вдовствовал, также выстроил изрядную интригу, чтоб получить руку и приданое донны Рейны. И это была игра, в которой его соперник рисковал и свободой, и головой.