Стража - [14]

В общем, лишь когда суматоха с постельным бельём закончилась, когда обнаружилось, что время — двенадцатый час, и когда все улеглись, Вадим, наконец, очутился в ванной — побыстрее почистить зубы и спать, спать…

Ванная осталась единственным местом, где ещё сохранялась ощутимая прохлада. И здесь, в ванной, Вадим сообразил, что впервые видит себя в зеркале без обязательных очков…. Он присел на край ванны, осторожно облокотился на раковину и изучающее заглянул в зеркало над той же раковиной. Что-то лишнее показалось ему в облике молодого человека, взглянувшего с той стороны стекла. Это Вадим отметил сразу и сразу сообразил — что. Длинные волосы. Они были хороши для очкарика с рассеянным взором мечтательно-беспомощных глаз за толстыми диоптриями; они были хороши для гордости курса — "поэтикуса", который на праздники, по заказу факультетской редколлегии, писал для стенгазеты рифмованные поздравления или глубокомысленные, рифмованные же размышления о природе того или иного праздника; а в строго очерченном одиночестве в тайной тетрадке или на разрозненных листочках творил туманные по содержанию, но технически строго организованные (сказывалась влюблённость в работы Гумилёва) стихи, которые Вадим никому не показывал по причине их слабой техники — вердикт самого создателя — разве что Славке Компанутому да младшему брату.

Но этот скуластый тип с тревожно ищущими глазами, с твёрдым, самолюбиво сдержанным ртом, даже не смешон в пышном обрамлении вьющихся прядей.

— Какой волосатик, а? — ласково сказали издалека в гулком пространстве ванной.

Вадим вздрогнул и дёрнул ногами вскочить. Чья-то тяжёлая, железная по ощущениям длань рухнула на его плечо, и он, только скорчившись, сумел не свалиться в ванну.

— Хлипкий больно. А волосёнки ему самому не нраву.

Второй голос загудел справа басовым раскатом — неторопливым гудом громадного колокола.

Пытаться понять, что происходит и кто эти невидимки, смысла не было. Вадим просто выжидал, уловив главное: невидимки дружелюбны к нему. Но выжидательная позиция ещё не значит мудрого спокойствия. Что-что, а сердце Вадима расходилось не на шутку. Если не крайняя необходимость вцепиться одной рукой в край ванны, а другой — в раковину умывальника, Вадим давно бы схватился за сердце.

— Хлипок и молод.

— Ну, последнее ненадолго, — откликнулся ласковый голос, а мгновением позже Вадим едва не охнул во весь голос: кто-то из невидимых одним движением собрал его волосы и дёрнул за спину — так, что подбородок клюнул вверх, а сам парень опять-таки чуть не упал в ванну. Но не потенциальное падение ошеломило его. Воображение, воспитанное на боевиках (с Митькой чего только не насмотрелись!), доиграло рывок за волосы по законам жанра: вот ему, Вадиму, задрали голову, вот его горло беззащитно и покорно подставлено любому холодному оружию, которое должно невесть каким образом явиться из ниоткуда…

— Напугал мальчонку, — прогудели справа.

— Мальчонке двадцать лет! — объявил ласковый голос. — Переживёт! Парень, ты не беспокойся, мы тебе лишнее уберём с головы, а то ходишь патлатый, сам себя не узнаёшь.

— А вдруг парень не тот?

— Тот, тот. Да подожди чуток, сам увидишь. Эй, вьюнош, расслабься, мы не кусаемся! Итак, приступим.

С правого плеча Вадима исчезла давящая тяжесть, а в воздухе раздалось металлическое короткое позвякивание. Голову тянуть назад перестали, предупредив: "Держи так и не дёргайся". Вадим слушал пощёлкивание невидимых ножниц, ощущал своё парализованное в напряжении тело и с горечью думал о своей беспомощности. "Я ничего не понимаю, но это ещё не так страшно. Хуже, что я не вижу тех, кто так легко сделал из меня марионетку. Что им нужно? Зачем такая глупость, как стрижка? Почему этот "цирюльник" сказал, что я сам себя не узнаю? И какое им вообще дело дол меня?"

— Ну, вьюнош, оцени результат.

Он оттолкнулся от края ванны — и встал на ноги. Впечатление вонзившихся в ступни, рвущих кожу и протыкающих мышцы длинных игл было очень ярким. С шипением сквозь зубы Вадим снова шлёпнулся на место, пережидая, когда в онемевших ногах установится благой покой.

— А ты подвигай ножками-то, — пророкотал бас. — Ступни покатай с пятки на носок, а потом и встанешь.

— И чего боится? — в пространство сказал ласковый.

И была в этих советах и замечаниях такая обидная пренебрежительность, что Вадим мгновенно (аж до пота жаром обдало) почувствовал себя той же куклой, с которой непонятно как поиграли, поняли, что больше не понадобится, пооборвали все верёвочки на руках и ногах и бросили в мусорку, где… Вадим увидел вызывающую жалость картинку и вдруг смешливо хмыкнул. Навоображал-то. Можно подумать, он персона особого значения, если к нему пришли представители паранормального мира. Интересно, а в зеркале они видны? Если вспомнить сказки, так некоторые сущности оттуда в зеркале не отражаются, а некоторые — наоборот. Размышлял он о всякой ерунде сидя. Зеркало, естественно, ничего не отражало, кроме двери. Наконец он собрался с духом и встал. Последние иглы слабо потыкались в кожу и растаяли… А потом, когда он решился взглянуть на себя в зеркало, мелькнула ещё одна мысль, нехорошая, ничего общего не имеющая с отражением, потому что возникла она, пока он себя не увидел. Мысль о том, что сейчас он посмотри в зеркало и ничего не увидит.