Страж неприступных гор - [4]

— Мольдорн вернется перед рассветом, — сказал старичок голосом, вполне соответствовавшим его фигуре: слабым, слегка хриплым, но вместе с тем приятным. — Хоть он и зазнайка, но все же математик… — Он тихо рассмеялся. — Если уж что-то скажет — то скажет. Слов на ветер не бросает.

— Я не за Мольдорна беспокоюсь, — ответил Готах. — То есть, конечно, беспокоюсь, но не за его шкуру, а только о том, что он сделает. Он готов встать посреди палубы того корабля и рявкнуть: «Где ваша капитанша? Ее ищет Мольдорн-посланник!» — издевательски проговорил он с проницательностью, которой вскоре предстояло удивить его самого. — Говоришь, зазнайка? Это еще полбеды. Я скажу больше — он безумец.

— Увы. — У Йольмена вырвался вздох. — Но это не я его сюда притащил.

Готах энергично захлопнул окно с дорогими дартанскими стеклами, почти полностью прозрачными и не искажавшими вид. Повернувшись, он окинул взглядом чистую, богато обставленную, очень хорошо освещенную комнату, словно видел ее впервые. За смешные деньги они сняли целый этаж в солидном каменном доме; из Драна бежал каждый, кто только мог, многие дома пугали пустотой, и жилье найти было нетрудно.

— Весьма умно, молодой человек, — заметил Йольмен. — Ты облысеешь, если будешь выставлять голую башку на мороз. Смотри, что творится с твоей головой. Я всегда ношу шапку — и пожалуйста, вот мои волосы.

Действительно, его волосы, хотя и совершенно седые, оставались довольно густыми. Лысоватый «молодой человек» чуть сильнее скривил губы в уродливой улыбке.

— Принимаю твой урок. Но только насчет облысения, а не Мольдорна. А кого я должен был притащить? Ну, я слушаю, Йольмен: кого? Крееб так и не понял, что идет война Шерни с Алером, и был отвергнут Полосами. Он сошел с ума и до сих пор считает себя посланником, но это уже не так. Айсен и Мерон — то же самое; никто из них, правда, пока не свихнулся по-настоящему, но первый примирился с реальностью, бросил все и, похоже, обзавелся невестой, второй же, напротив, решил доказать, что дважды два равно семи, увяз в своих расчетах и никогда из них не вылезет, поскольку пытается обосновать ложное утверждение. Остальные? На фоне остальных, «молодой человек», — вернул он насмешку, — ты выглядишь весьма свежо, почти атлетом. Рамез? Неизвестно, приняли ли его Полосы в действительность; и вообще ничего не известно с тех пор, как ничто в Шерни не действует так, как положено. Впрочем, Рамез больше всего пользы может принести именно там, где он находится, то есть в Кирлане. У него есть там средства, он до сих пор еще обладает немалым влиянием, и, наконец, у него там бывшая жена, которая сегодня — самый могущественный человек на свете. Если он к ней обратится, если воззовет к ее душе или разуму… А у княгини Верены… тьфу! — Он махнул рукой. — Похоже, я все время буду думать о ней как о княгине. Разум у достойнейшей императрицы Верены есть; что же касается души, то я не уверен.

— Мы об этом уже говорили.

— Тогда не упрекай меня в очередной раз, что я взял с собой Мольдорна. Я взял всех, кого мог. И даже на одного больше… но это не Мольдорн.

— И не я, знаю. Я не имел в виду ничего дурного, Готах. Ты сказал «безумец», я что-то ответил… — оправдывался старик. — Ведь я здесь, с тобой, то есть надо понимать, что я согласен со всеми твоими решениями и готов повиноваться.

Готах протянул руки, взял товарища за локти и слегка сжал, после чего сел за стол.

— Да… Не сердись, Йольмен. Я просто беспокоюсь.

— Незачем.

— Возможно. Сменим тему. Если у Мольдорна все получится…

— Во что ты не веришь.

— И ты тоже не веришь. Что у него должно получиться? Я был сыт им по горло и только поэтому сказал: иди! Он убедится, что капитанши на корабле нет, но вряд ли сумеет узнать, где она… и вернется. Правда, наш приятель скорее воображает нечто вроде такого: он пробирается на корабль, а там спит себе сладким сном наша красотка. Трах! Великий Мольдорн-посланник без лишнего шума отрывает девушке голову, после чего исчезает с помощью одной из своих штучек, которые так ему нравятся с тех пор, как у него наконец появилась возможность их использовать. Он приходит, кладет здесь голову нашего Рубина, то есть, собственно, сам Рубин…

— Это чудовищно. — Математик содрогнулся.

Готах пристально посмотрел на него:

— Но ведь… именно этого мы хотим добиться. Этой ночью Мольдорну наверняка не удастся, но рано или поздно…

— Чудовищно, — повторил старик.

— Лучше смирись с этой мыслью, Йольмен. Мы должны уничтожить эту женщину, ибо слово «убить» тут, пожалуй, не подходит.

— Знаю. — Голос старика прозвучал неожиданно резко. — Но стоит ли нам об этом говорить? Мы планируем преступление, притом преступление отвратительное, невообразимое для здравого рассудка…

— Эта девушка — вещь. Это Гееркото, Брошенный Предмет.

— Ты прекрасно знаешь, что не только. Она еще и человек, как ты и я.

— Скорее животное, а если бы я по-дартански любил цветастые определения, то сказал бы — чудовище, кровожадная бестия. Байки о пиратах — просто детские сказки по сравнению с тем всем, о чем могла бы рассказать ее команда.

— Ты преувеличиваешь.

— Даже если и так, то не слишком.