Стравинский - [149]

– Причин много. Какова причина в данном случае, с уверенностью сказать не могу. Нужно руки осмотреть, и правую, и левую, в карман хорошо бы заглянуть. Бумажник на многое мог бы глаза открыть… Если вы имеете в виду того человека, о ком я думаю – так это привычка.

– У вас уже есть подозреваемый?

– Подозреваемый был у меня еще до того, как вы начали рассказ.

– Я приблизительно так себе и представлял… Что же? На пятый, что ли день наш герой напился до положения риз, и давай куражиться. Напялил на себя эту самую феску, отобрал у незнакомца, – Хочу, говорит, гарем. Соглядатай ему резонно отвечает, – Хозяйка будет недовольна. Тот свое, – Хочу и точка. Пеликанша велела все прихоти исполнять? Вот, исполняй. Ну, что делать? Отправился гость выполнять поручение. Не успел наш пленник дух перевести, дверь открывается, входит незнакомец, а с ним восемь свинок. Белесых и грязных. Немедленно вонь в доме немыслимая. Пеликан тотчас протрезвел. Кричит в ужасе, – Ты кого привел? – А это, – отвечает телохранитель, – детки ваши, восемь дочерей. – Уверен, что это не свинки? – Нет такой уверенности. А какое это имеет значение? – Где же ты их нашел? – Они на стороне жили, у чужих людей. – Не понимаю. – Супруга ваша каждый год рожала, только вам не говорила, знала, что вы о мальчике мечтаете. – Да разве такое бывает? Я ее в положении не видел. – Просто не замечали. Женщина крупная, беременность незаметна. – Зачем ты их привел? – Хозяйка приказала. Когда узнала, что вы гарем заказали, велела вместо наложниц дочерей привести. – Да это же свинки. – Никак нет, ваши дочери. Хотя, согласен, на свинок походят. – Надо бы их помыть… Вот эта фраза во мне все перевернула. Кораблекрушение, катастрофа, а он о чистоте едва знакомых дочерей уже заботится. Хоть пройдоха и вор, все же благородный человек этот Пеликан… – Нет, – ответствует мучитель. – Мыть их не следует. Свинки грязь любят. Помоешь, гадить начнут. – Так ты же говоришь не свинки это, а дочери мои? – Одно другого не исключает… И тут… Простите, ком к горлу подбирается… Ну, так, я продолжаю… Расчувствовался немного. На чем остановились?.. Ах, да. И тут вместо «хрю-хрю» раздалось, – Папа, папочка, мы так соскучились, прими нас к себе жить… Пеликану дурно, в глазах слезы стоят. А незнакомец тем временем уходить собирается, уже и феску на место водрузил. – Ты куда? – Уезжаю. Взмолился Пеликан, – Оставайся, будем в карты играть. Останься, пока Пеликанша не вернется. Пожалуйста. В подкидного. Игра не сложная. Стало быть, на хитрость пошел, – Хочешь, по копеечке? Я, хотя играю хорошо, поддаваться буду. Страшно мне одному оставаться. Отец я никудышный. Опыта не имею. Они со мной разбегутся или на скользкую тропинку ступят. – Уж если играть, так в очко. Я в очко мухлевать мастак. Между нами, конечно. – А хоть и в очко. Мне все равно, лишь бы карты, только бы отвлечься. – Нет, нет, не уговаривай, уезжаю, – отвечает шулер. – Куда? – На свадьбу. – Какая свадьба, январь на дворе? – Ваша жена после ваших проделок нашла себе нового мужа. Моложе вас и солиднее. А детей вам оставляет. – Что же я с ними делать буду? – В карты играть, вы же хотели? А можете на базар снести. Свинина нынче подорожала. Тут-то у нашего бедняги помутнение рассудка и случилось. Пистолет у незнакомца выхватил, выстрелил. Сначала в себя, потом в супостата… Дальше, известное дело, у нас оказался.

– Каким образом?

– Дочери привели. Знаете, они его любят без памяти. Всегда любили.

– Где же они теперь?

– У нас. Мы им сарай построили, кормушку сделали из ясеня. Страсть как любят ливерную колбасу. От икры отказываются, а ливерную колбасу просто обожают. Чудн’о. По вечерам поют. Великолепное многоголосие. Заслушаешься. Ноты я им поставляю. Что-то на слух подбираем… Компенсация… Компенсация, равновесие, благоденствие… А теперь скажите, к какому разряду отнесете вы поступок нашего изначально рационального героя в финале истории?

– Да, соглашусь, пример убедительный. Но это редкость из разряда курьезов.

– Нет-нет, не редкость. А теперь скажите, как должен был бы поступить Пеликан, когда бы остался в русле логики?

– Расстрелял бы свинок, разумеется. В обойме как раз восемь патронов. Случайность исключена.

– Видите, куда приводит рацио?.. А ведь это дочери его… И для кого бы я сочинял теперь романсы? Я, благодаря девочкам романсы начал сочинять…

– Удочерить не думали?

– Думал. Но при живом отце не решусь… А отец жив. Дворником у нас устроен. Поближе к своим певуньям ненаглядным.

– Убил?

– Что?

– Незнакомца-то он убил?

– Да, сразу. Наповал. Тела так и не нашли.

– Нашли. Я хорошо помню этот случай. Незнакомец, которого вы представили – Турок. Теперь я совершенно уверен. Кличка Турок. Действительно всегда носил феску. Привычка – правую руку в кармане брюк держать. У него там дырка в кармане. Возможно от заточки. Скорее всего. Опаснейший преступник. Собирался ограбить водонапорную станцию и каланчу. В его планы входила также подпольная торговля людьми и мышами, налеты на фермерские хозяйства, травля колодцев и коз, ночные поджоги и каннибализм. Он парень-то деревенский, рукастый, в ветхозаветные времена хорошим палачом мог бы стать или кузнецом… Да, теперь деревни не те. Ни дури, ни ужаса. Только крики поутру. Не то крики, не то эхо. Сом младенцев больше не караулит, бабы в кострах не гарцуют… Вашим девочкам повезло, вовремя обрели отца. В противном случае, не знаю, как сложилась бы их судьба. Этот негодяй на все способен… Собственную мать удушить мечтал. А мать его, между прочим, держала до тысячи волчат, пальцем тронуть не решалась. А сама мерзла зимой. В коровьей требухе согревалась. Деткам – щучьи головы, а сама хворостом да кизяками питалась. А сама по девичеству скучала, косы носила, мелочь считать любила, на зеркальце дышать. Зубов рано лишилась, но, по сути, девушкой жила. Много мечтала, сверх меры при такой жизни… Изнаночная жизнь. Горловое пение. Круглый год зима. В те времена все страдали. И почвенники и стратонавты. При такой жизни только волчата и рождаются. И не важно, от кого, хоть от волков, хоть от Дарвина самого. Вот Турок среди волчат и вырос. У него тоже на загривке шерсть густая была. Клыков – четыре пары. Вот мать ему феску-то и купила, чтобы от хищников отличать. А сними шапочку – чистый волк. Даже странно, что Пеликан серого в нем не рассмотрел… Думаю – не факт, что Турок мертв. Хотя ваш благородный отец тридцать шесть пуль в него всадил. Мы его опознали не сразу. Думали, тушу барана кто-то не донес, на пороге бросил. Исключительно по феске опознали… А феска его – в честь прадеда. Прадед его по отцовской линии одичавшим янычаром был. Тоже из тамбовских. Медвежатник, фартучник. В качестве своеобразного тарана в революционных волнениях участвовал. Как положено, о шести пальцах на руках и ногах. Камни грыз, когда нужда. Тоже живуч… Вы, наверное не знаете, Турок перед тем, как умереть все из дома вынес. И гобелены, и браслеты, и подтяжки, языкодержатели, стулья, коронки, скипетры, яйца, одним словом, всё. Истекая кровью выносил, будучи уже бездыханным. Только ошейник не тронул. У него перед ошейниками страх. Свободолюбивая тварь… Но и ошейник бы вынес, жадная тварь, да, видно, силы окончательно иссякли, скончался… Если, конечно, скончался… Не факт… Прадед, говорят, до сих пор по лесам шастает. Наши охотнички встретили случайно. Говорят, у него и ног нет уже, и от головы третья часть осталась… рот, часть носа, больше ничего. А всё спешит куда-то, идет напролом, только ветки хрустят. Таран. Вошел в роль. То идет, то катится. По фартуку опознали. Хотели словить, да за ним не угонишься… Опасен, и, главное, непредсказуем… Наши охотнички хотя и отрицают, выпивали, конечно. Иначе поймали бы. Они вальдшнепов налету ловят, когда трезвые… Так что вы уж тут поосторожнее. Турок чрезвычайно злопамятен. Янычары вообще злопамятный народ, а фартучники – в особенности.