Стратегия Византийской империи - [46]

В следующей, XXIII главе мы переходим к демографическим последствиям:

В Византии болезнь продолжалась четыре месяца, но особенно свирепствовала в течение трёх. Вначале умирало людей немногим больше обычного, но затем смертность всё более и более возрастала: число умирающих достигло пяти тысяч в день, а потом и десяти тысяч и даже больше…[153]

Три месяца, то есть 90 дней, величайшей чумы, по 5000 жертв в день – получается 450 000; если же принять цифру 10 000 жертв в день, мы получим 900 000, а Прокопий говорит даже о большей ежедневной смертности, приводя цифры, представляющиеся невозможными.

Когда Прокопий пишет как историк, а не как полемист, его современные коллеги обычно считают его достоверным источником, но относительно пандемии есть две веские причины сильно подозревать его. Во-первых, в эпоху, когда не было статистики, не существовало и данных о смертности, которые можно было бы внимательно изучить и включить в текст, тогда как импрессионистические оценки последствий эпидемий, как известно, вводят в заблуждение: никто из читавших сухие отчёты о СПИДе в США, когда эта болезнь впервые привлекла к себе всеобщее внимание, никогда не догадался бы, что её демографические последствия будут незначительны.

Вторая причина упоминалась всегда, но зазвучала по-новому с появлением структуралистских подходов к изучению текстов. Как всякий здравомыслящий человек, Прокопий бесконечно почитал Фукидида и пытался подражать его языку, отделённому от обычного греческого эпохи Прокопия более чем тысячелетием. И происходит следующее: Фукидид наиболее душераздирающе писал о чуме в его времена в той части своего сочинения, которая сейчас издаётся как книга II его «Истории», а Прокопий явно пытается подражать его манере в своём тексте, издаваемом сейчас как книга II его «Войн», включая рассказ о происхождении чумы: «Эта болезнь началась, как утверждают, в Эфиопии за Египтом, а затем спустилась в Египет… Затем она внезапно обрушилась на жителей Пирея». Далее идёт тщательно составленное, очень подробное описание симптомов болезни («…на людей прежде всего нападал жар в голове…»)[154], которому Прокопий опять же явно стремился подражать. Поэтому его свидетельство не принимается в расчёт, а иногда даже расценивается как грубейшее преувеличение[155].

Конечно, все согласны в том, что пандемия была, причём весьма масштабная; и согласны не только потому, что настолько доверяют Прокопию, но также из-за того, что все другие сохранившиеся тексты, современные этим событиям или повествующие о них ретроспективно, упоминают её, причём иногда с некоторыми подробностями[156].

Один из таких текстов принадлежит Евагрию Схоластику из Антиохии, высокообразованному юристу, приступившему к начальному образованию в 540 г., за год до начала пандемии, и потерявшему жену, дочь, внука и других родственников при очередном рецидиве чумы, который сам он пережил. Его «Церковная история», написанная около 593 г., даёт описание пандемии «на её 52-м году». Начинает он с происхождения болезни: «Она вышла, как говорили, из Эфиопии…» Затем он описывает её симптомы: «…у некоторых она начиналась с головы – причём глаза наливались кровью, лицо опухало…»[157]

Высокообразованный Евагрий тоже явно отсылает к Фукидиду, но источники, не затронутые влиянием афинского историка, также описывают неслыханную катастрофу. Прежде всего это относится к «Хронике» Псевдо-Дионисия Телль-Махрского, написанной на сирийском, то есть на позднем восточноарамейском языке в северной Месопотамии в восьмом веке, но сохранившей утраченный источник, современный описываемым событиям, книгу о пандемии, написанную высокопоставленным священнослужителем и историком Иоанном Эфесским. Запись под 855 г. Селевкидской эры (=543/544 г.) гласит: «Была великая и страшная чума во всём мире во дни императора Юстиниана», а затем продолжается горькими жалобами в духе Плача Иеремии:

на трупы, распадающиеся и гниющие на улицах, ибо некому было похоронить [их];

на большие и малые дома, прекрасные и желанные, которые внезапно превратились в могилы…

…

на корабли среди моря, чьи моряки были внезапно сражены… и они стали могилами… и продолжали плыть по волнам;

…

на брачные покои, где находились наряженные невесты, но внезапно там оказались лишь безжизненные и устрашающие трупы…

…

На большие дороги, превратившиеся в пустыню…[158]

Далее хронист перечисляет заражённые чумой провинции империи: все египетские провинции, Палестина до самого Красного моря, Киликия, Мисия, Сирия, Иконий (ныне Конья в центральной Анатолии), Вифиния, Асия (северная Анатолия), Галатия, Каппадокия. В тексте есть упоминание о том, что «мы видели» во время путешествия из Сирии до самой Фракии за Константинополем:

(деревни)…где больше не было жителей;

почтовые станции на дорогах [пункты проверки, а также отдыха для имперской курьерской службы], полные тьмы и одиночества, наводящие ужас на всякого, кому случится зайти в них и оставить их;

брошенный скот, бродящий по горам, и нет пастуха, который собрал бы его;

стада одичавших овец, коз, быков и свиней…

поля во всех странах, через которые мы проезжали на пути из Сирии во Фракию, изобилующие пшеницей, вполне созревшей и стоящей прямо, но не было никого, кто сжал бы её