Стратег - [107]

, которых он не велел трогать, и тем более насильно не обращать. Скажете, что это не так?

– Не так. Это начали делать бешеные арабы.

– Начали арабы, с этим не спорю, – покладисто кивнул Ричард. – Но недоверие теперь распространилось на всех мусульман. Вы же не делите нас на христиан Лангедока, Прованса и Окситании, так и мы теперь не делим вас на арабов, сарацин, или ваших подданых. Эта пропасть теперь гораздо шире, чем Шатт-эль-Араб, и её будет гораздо сложнее перекрыть мостом. Но начинать это делать обязательно нужно. Нас сейчас, всех вместе: христиан, мусульман и иудеев, раз в десять меньше, чем язычников. Сразу религиозную войну нам прекратить не удастся. Пока сельджуки, берберы и мавры занимают нашу территорию, я имею в виду владения Римской империи, мы будем их бить, но на ваши земли мы не претендуем. Вся Азия, к востоку от Тигра ваша. Киданьское ханство[147], Китай, Индия. Всё, что западнее – наше.

– Аравия никогда не была римской провинцией.

– Это правда. А Китай и Индия никогда не были провинциями шахиншахства. Всё когда-то происходит в первый раз, – усмехнулся Ричард. – Я понимаю, что вас беспокоит… Мекка и Медина. Признаться честно, я уже могу их захватить, но пока сам не знаю, что с ними делать.

– Не осквернять и не препятствовать паломникам совершить хадж.

– Такое мне в голову даже не приходило, поэтому опасения ваши напрасны. Не оскверню ли я ваши святыни, просто установив там свою власть?

– Нет, брат мой. Вы уже признанный мусульманами «Гнев Аллаха». И Мекка, и Медина, и Багдад будут вашими по праву. По праву отца, наказывающего своих слишком дерзких сыновей. Мы будем вам очень благодарны, если вы призовёте аравийских бедуинов к порядку и сделаете хадж в Мекку безопасным для паломников. Такого не смогли сделать ни арабы, ни сарацины.

– Я смогу. Но для этого мне придётся их всех убить. Понравится ли это Аллаху?

– Не знаю, брат, – честно признался Хорезмшах. – Но если бы у меня была такая возможность, я бы это обязательно это сделал.

– Я подумаю, брат мой. Не так-то просто принять решение истребить целый народ, ведь отступать им некуда. В любом случае, паломники защиту получат, а все мечети Мекки, Медины и Багдада останутся в распоряжении ваших имамов. За призывы к бунту я буду их регулярно казнить, но взамен приму от вас новых. У вас ведь этих дармоедов хватает?

– Хватает, брат мой, – впервые за время разговора улыбнулся Хорезмшах.

– Тогда договоримся. Позже. Когда очередь нашего внимания дойдёт до этих полоумных. Пока у нас на повестке дня Басра. Я хотел бы установить в городе общий закон.

– Это разумно, брат мой.

– Разумно, но закон этот должен быть довольно суровым. Я предлагаю сделать законом положение, что преступления против иноверцев караются гораздо строже, чем среди своих. А если какой-то мерзавец решит затеять конфликт на религиозной основе, следует казнить его с особым позором. Таких нужно зашивать в свиные шкуры и топить в дерьме.

Такеш Ала ал-Дин невольно поморщился, но после недолгих размышлений признал эту мысль здравой.

– Вы «Гнев Аллаха», брат мой. Я давно не юноша, и отлично понимаю, что левый берег Тигра вы мне просто дарите. Вы могли бы дойти и до Хорезма, возникни у вас такое желание, а нам этому было бы просто нечего противопоставить. Я согласен на общие законы для Басры, такие, какими вы их установите. У меня есть ещё одна проблема…

– Киданьское ханство?

– Да, брат мой. Я вынужден платить язычникам дань, хотя с большим удовольствием выплачивал бы её вам.

– Ну… – на секунду замешкался Ричард. – Если уж мы братья, то и дань мне с вас брать будет делом подлым. Я по-братски дам вам отряд, который загонит этих дикарей в горы за китайскую стену. Воинов вознаградите сами, по достоинству оценив их заслуги. Ну, мне пора, брат. Не дай Господь, мои начнут волноваться. Давай, «на посошок, и я побёг». – Ричард позвонил в колокольчик, и перед монархами образовались ещё две пиалы жидкого огня.

– Подожги мне тоже, брат, – попросил Хорезмшах, когда пиала Ричарда занялась голубым огнём.

– Усы не боишься сжечь?

– Новые вырастут, – глотком замахнул пиалу с огнём Хорезмшах и закусил солёной оливкой.

– Уважаю, – кивнул Ричард и снял с указательного пальца правой руки серебряный перстень с печаткой из чёрного камня. – Держи. Это ваша святыня, а более достойного владельца среди мусульман я не нашёл. На левом берегу Тигра, напротив Багдада, тоже стройте город и мост.

– Это Печать Пророка? – голос Хорезмшаха предательски дрогнул. Он смотрел на лежащую на столе печать, не смея к ней прикоснуться.

– Это старая печать, древнего, брат мой. Новая будет в виде отпечатка львиной лапы. Новая печать нового Пророка. Удач, брат. Ещё увидимся.

Глава 39

Ричард ещё раз встретился с Хорезмшахом через три дня, на этот раз уже в лагере на правом берегу. На этот раз для того, чтобы попрощаться. Английский король решил не дожидаться падения Басры, чтобы не отбирать лавры победителя у Спящего Леопарда, и седьмого мая 1194 года, на самом быстром судне флотилии снабжения, отбыл в Ракку.

Причин для спешки вроде бы не было никаких, но Ричарду всю дорогу почему-то казалось, что они едва плетутся. Вроде и течение встречное не сильное, и гребут, стараются, а всё равно получается раздражающе медленно. Король всё чаще ловил себя на мысли, что в том сне о несостоявшемся будущем он успел привыкнуть к совсем другому ритму жизни, к другому объёму поступающей информации, и сейчас ему очень не хватает и того и другого. Заняться бы чем-нибудь, но чем? Его война заканчивается, а вместе с ней заканчивается и жизненный этап, в котором именно война была смыслом жизни. Не сегодня заканчивается, ещё год-полтора в запасе есть, но в голове уже будто запустился обратный отсчёт, а в душе поселилась тоска. Видимо это начался «кризис среднего возраста».