Страстный пуританин - [8]

Он всегда любил писать, так что понадеялся отвлечься от образа тигра, работая ежевечерне над созданием романа или новеллы, публиковать которые, впрочем, не намеревался. К тому же, ему было сложнее оторваться от тетради, чем от книги.

Он унаследовал семейную библиотеку - иными словами, множество книг о путешествиях, старых трактатов о навигации, физике и математике, философии и теологии. Никаких романов. Никаких театральных или лирических произведений и, в особенности, ничего в иезуитском духе. Он добавил сюда несколько книг по искусству и все приобретенные в последнее время труды о тигре.

Итак, чтобы лучше сбежать, избежать и убежать, Дени начал, пока не зная даже, как разовьет сюжет, историю человека, которого он поместил в XVIII век и назвал Матье. Он написал пару строк и почти сразу же переключился на дневник.

Служа подмастерьем у гравера, владевшего домом на улице Сен Андре-дез-Ар, Матье столовался у хозяина и жил один в чердачной комнатушке.

Скрытный и одинокий, тигр избегает человека и других крупных млекопитающих. Он нападает только раненый или перед лицом угрозы. Мангровые леса Сандербана - сегодня единственное место в Индии, а может, и в мире, где тигр убивает человека, чтобы утолить им голод, и, однажды отведав его плоти, становится man-eater[13]. Что же за лакомый вкус и запах у нашей крови? Что это за дивное вино?

Мне хотелось бы думать, что на Суматре тигр явился мне воочию, пусть на один лишь миг, - имя его, Харимау[14], крестьяне, возделывающие рисовые плантации на краю джунглей, едва осмеливаются произносить. Но, может быть, я все-таки его видел. Может быть, это случилось в час, когда слои тумана тяжко оседают на просеку Балелуту, катятся и разрываются над ручьем, сбегающим к реке Алас, когда ближайшие объекты вырисовываются на непрозрачном, серо-молочном фоне скупо, словно на китайских эстампах, - может быть, тогда он и прошел совсем рядом со мной, зайдя по брюхо в воду и выбравшись из нее на другом берегу с большим шумом, природу которого я не сумел распознать.

Тот, кого я хожу повидать почти каждый вечер - бенгальский тигр, panthera tigris bengalis. Шерхан... Харимау, тигр с Зондских островов, меньше размером и бледнее окрасом, с полосами поуже, он лучше плавает и отличается большей нервностью.

Под защитой правительственного декрета бродит он по лесам Суматры, но так как при этом истребляет молодых орангутангов Лесера[15], еще более редких, чем он сам, то его отлавливают, чтобы переправить в другой округ.

В тот день охотники-паванги, часто заходившие выпить чаю в наблюдательный лагерь, вызвались показать нам ловушку на тигра. Они провели нас в ту часть джунглей, которую мы еще не изучили, хоть она и лежала Довольно близко от нашей просеки. Почва была такой болотистой, что мы по щиколотку вязли в озерцах грязи, среди больших пузырей, которые булькали и лопались, со свистом выпуская газ. – Awas! Awas!.. Осторожно! Осторожно!.. Приходилось цепляться за низкие ветки, за лианы, перелезать через огромные, покрытые мхами и папоротниками стволы, опираясь на них руками и подтягиваясь вверх. Чавканье грязи. Треск веток. Верткие шустрые насекомые. Отрывистые окрики мужчин. И вдруг - бамбуковый шалаш, высокий и узкий, зеленеющий в вечных сумерках леса. Паванги велели нам натереться травой, чтобы отбить человеческий запах. Они показали нам, как действует устройство, и едва коснулись приманки, как веревка, к которой она была привязана, высвободила дверцу, и та мгновенно обрушилась вниз с грохотом гильотины.

Сегодня ночью, разбуженный шумом дождя, я приподнялся, оперся о деревянную раму кровати и сел в темноте, не зажигая света. «Полночные терзания»[16]. Я хотел добраться до истоков наваждения, искал объяснения тому, что днем и ночью одна и та же мысль довлеет надо мной, околдовывает меня. Внезапно я понял, что ответ находится в книге, которую я читаю и которую уже прочитал когда-то, - в зеленой выцветшей книжечке. Я понял, что знал ответ до того, как был задан вопрос, до того, как была написана книга, до того, как я научился читать и даже до того, как я родился. Удивительная иллюстрация к теориям Августина о предопределении свыше. Воистину, не без иронии...

Итак, мы видим, до какой степени множественность и универсальность мотива делают невозможным выделение из него одного четкого и автономного компонента без вовлечения в процесс дополнительных и даже противоречивых элементов. Очевидно, что, в соответствии с маятниковым балансом космических систем, Дионис делит некоторые свои атрибуты с Танатосом. Метаморфоза, прекращение длительности и уничтожение индивидуального сознания являются для них общими. Бездны - общее их достояние. Если же говорить о тигре, то экзотизм, придающий ему чуждый нормам характер, превращает его в чудовище, явившееся из Гадеса. Итак, круг замыкается почти автоматически: символы смерти и разрушительной ярости сливаются воедино в знаках, воплощаюших ночь, холод, влажность, луну, отрицательное и женское начала. Вне зависимости от факторов времени и места, а также вне связи с любым понятием классической мифологии, механизмы бессознательного, по же, во все времена воспринимали образ тигра как связанный со смелостью, а идея «оседлания тигра» появилась в интеллектуальной вселенной человека стихийно. Представляется также, что роль, приписываемая тигру некоторыми азиатскими легендами, не слишком отличается от той, которой наделен сфинкс в эллинских или эллинистических мифологиях. Так, например, в малайской сказке под названием «Тигр и Отражение» перед нами предстает тигр, обманутый хитростью малого оленька, мемина, и бросившийся в воду на свою погибель. Совсем как сфинкс после ответа Эдипа! Аналогия, сколь она ни случайна, предстает от этого не менее характерной, так как символы - выражения всеобщего желания идентифицировать космические энергии - всегда проявляли свое загадочное родство не только от цивилизации к цивилизации, но зачастую даже от континента к континенту. Небесполезно, впрочем, будет отметить, что мотив существа дьявольского - то есть космического, - обманутого простой тварью, послужил основой для целого ряда средневековых басен; в них изображается Дьявол, становящийся, в конечном итоге, жертвой человеческих уловок - совсем как побежденный Эдипом сфинкс или одураченный мемином тигр.