Страстная односторонность и бесстрастие духа - [44]

В старое время была школа, церковь, семья и был балаган на рыночной площади. Школа, церковь и семья не торопясь воспитывали, как умели, подрастающих детей, а балаган развлекал. Никому не приходило в голову возлагать на балаган воспитательные задачи. Но балаган получил в свое распоряжение эфир и приковал все глаза к голубому экрану… Возникло совершенно новое положение. Это один из частных случаев нового, оказавшегося разрушительной силой – как огонь, ставший пожаром. Цивилизация, развиваясь, создает стихийные силы второго порядка, с которыми надо обходиться как со всеми стихиями: замыкать огонь в очаг. Думаю, что Запад с этой задачей справится. Но для нас она особенно важна. Телевидение может стать «Моисеевым прутом» (как выразился один публицист XVII века), жезлом, способным извлечь из скалы родник. Если… Если этот прут будет раскрывать творческое состояние.

Я примерно представляю себе все возражения, которые вызовет моя мысль, и все реальные трудности. Но все же легче изменить несколько телевизионных студий, чем множество школ и еще большее множество семей. Телевидение может заражать людей не только проблемами и лозунгами, но еще одним, самым важным: творческим состоянием. Если будет творческое состояние, то будет счастье, и счастливые люди создадут счастливую жизнь. Средство для этого есть: искусство. Большое классическое искусство, которое, не решая никаких религиозных и философских проблем, дает возможность пережить их как свои собственные и найти свое собственное Я. Что я испытывал после замечательного спектакля? В чем суть того, что Аристотель назвал катарсисом? Я думаю, – творческое состояние. Страх и сострадание – частность, это можно отнести к трагедии и совсем не подходит к комедии, к пасторали и т. п. Какое сострадание мы испытываем к Сквозник-Дмухановскому? Искусство заражает нас творческим состоянием своего творца. И сам Творец ответил Иову – своим творческим состоянием и заразил Иова творческим состоянием, и мученик Иов стал счастлив. И став счастливым на своем гноище, он родил новых детей и завел новые стада… Ибо (вопреки Марксу) новое сознание создает новое бытие.

Вот это новое сознание медленно рождается в личности, захотевшей стать самой собой. И можно помогать ей, но нельзя ничем заменить ее творческую волю.

Тут я возвращаюсь к проблеме «идентификации» современного человека. Ему приходится одновременно строить и свое малое «я», и свое большое Я, клубок связей с миром пространства, времени и материи и открытость вечности. Это не один процесс и не два отдельных процесса, а двуединство, что-то вроде «неслиянности и нераздельности» двух природ Христа, человеческой и божественной. Здесь нельзя обойтись без метафор. Большое Я можно сравнить с заливом, связанным с океаном; эта связь намечена с рождения, но уже в детстве легко прерывается, залив превращается в озеро, даже в лужу, и работа души – прорыв в океан, восстановление связи. Напротив, малое «я» сравнимо с предметами в пространстве и времени – с индивидуальным «гнездом», расположенным на этнической (или национальной) «почве». Объединить то и другое в одном образе трудно. Но все же я предложил бы образ кувшина. У него должно быть достаточно широкое горлышко, открытое для живой воды, и крепкие стенки. Типический западный брак в работе – это закрытый (или почти закрытый) сосуд, в России – сосуд скудельный. Живая вода в него входит и тут же вытекает. Такие характеры часто рисует Достоевский. Западному человеку не хватает открытости, русскому – закрытости, замкнутости формы, надежности.

По моим беглым наблюдениям, нелепо говорить о западной бездуховности; но западная духовность имеет свой особый склад. «Идеальный тип» западной духовности – одухотворенный практик. Это так, начиная с основателей старых монашеских орденов и до Фрэнка Бухмана, основателя Общества по моральному перевооружению. То же я заметил в одном из активистов общества, Ф. Он рассказал мне, что в четырнадцать лет был потрясен словами из Книги пророка Исайи: «Пошли меня!», почувствовал их своими собственными, сказанными изнутри. Я знал, что вся его жизнь действительно посвящена религиозному воспитанию. Но никакой души нараспашку, никакого огня в глазах, скорее закрытый облик, почти жесткий, с нашей российской точки зрения. Потрясение поворачивает стрелку, и поезд движется по выбранной колее.

На конференции выступил, среди прочих, буддийский монах, канадец по происхождению, из швейцарского буддийского монастыря. Я думаю, что Швейцария была выбрана западными буддистами ради своих гор, подобия гималайских. Горы – нерукотворная икона духа, возвысившегося над суетой. Монах призвал собравшихся погрузиться в созерцание, не думая ни о чем другом. Ф. спросил меня, как я к этому отношусь. Я ответил, что созерцание, доведенное до глубины, непременно рождает действие. Ф. кивнул головой. Книга Теофила Шперри о Бухмане так и называется: «Динамика из тишины». Созерцать творение, чтобы напитаться творческим состоянием Творца и самому созреть для творчества – здесь, в подлунном мире, не уходя в потустороннее. В этом сходятся Фауст и дзэнский старец Хакуин, Запад и Дальний Восток – в противоположность крайностям индийской и православной аскезы.