Страстная односторонность и бесстрастие духа - [43]

А у нас? Иногда приходят мысли, что по существу все у нас не так плохо, что мы меньше порабощены делом. Но это палка о двух концах. Цивилизация у нас та же самая, только попавшая на другую почву, перекосившаяся и покореженная административным восторгом. Места для созерцания несколько больше, но зато производство таблеток идет из рук вон плохо. Опасность социальной катастрофы непосредственно больше. И как предотвратить ее? Самое распространенное мнение я бы сформулировал так: надо создать счастливую жизнь, тогда люди станут счастливы и не будет массовых истерик. Когда говорят, что порядок в экономике создаст порядок в головах, то думают примерно об этом. Старая марксистская выучка: бытие определяет сознание. Мое мнение – противоположное: сначала научиться быть счастливыми, потом наладить счастливую жизнь.

Это кажется парадоксальным, абсурдным, но так оно в самом деле было. Это мой личный опыт. Сперва я научился ухватывать какие-то часы счастья на войне, в лагере, а потом, вернувшись из странствий, создал в своей семиметровой конуре логово счастья. Такая конура и такая зарплата есть и сегодня у десятков миллионов людей. Не было встречи с другой душой? Но и у меня не было до 38 лет, то есть пока я сам, в одиночестве, не научился быть счастливым, пока не был готов удваивать счастье в счастье другого. А что было до этого? Я впитывал творческое состояние из любимых книг, картин. Я ходил каждую неделю в музей Новой западной живописи на Кропоткинке и незаметно научился от импрессионистов впитывать творческое состояние из природного света (это мне пригодилось в лагерные белые ночи). Я упорно преодолевал свое неумение слушать симфоническую музыку (это мне пригодилось в лагерные черные ночи, когда по радио передавали симфонии Чайковского). Вернувшись в Москву, я не получал никаких грантов. Чтобы пробить щелку в мир, делал черную работу библиографа и аннотировал иногда до 200 статей в рабочий день (норма – 35). Зато потом, после аврала, не торопясь читал «Philosophy East and West», Кришнамурти, Экхарта и выходной день проводил у костра…

Как ни плохо сейчас в России, где-то близко есть дерево, на которое можно смотреть и быть счастливым. А если вы живете в джунглях цивилизации, то эта самая цивилизация позволяет найти книги, репродукции картин, кассеты. Только все это – не таблетки, которые достаточно проглотить и запить водой. Это только пособия для работы души. Смотреть на дерево приятно и только. Всматриваться в дерево час, два, пока не почувствуешь в Дереве вселенную и себя – частицей вселенной…

Такая же разница между сексом и любовью, когда мужская и женская душа смотрятся друг в друга и близость становится причастием. Для этого надо до всякой встречи раскрыть в себе самом глубину и научиться эту же глубину видеть в другом, в другой и откликаться – на глубину глубиной… В какой мере можно все это довести до среднего образованного человека?

Я не случайно начал со слов Николая Кузанского: docta ignorantia. Нельзя «обогатить свою память знанием всех богатств, которые создал человеческий ум» (Ленин). Не влезут эти богатства ни в какую голову. Я основательно изучил русскую литературу, какие-то вершины западных культур, а потом – кое-что из опыта восточных цивилизаций. Этого мне хватило. И могло бы хватить гораздо меньшего, если бы заранее хорошо отобрать. Думаю, что примерно так может строиться народное образование. В центре (для России) русская литература. Вселенское не имеет особой вненациональной формы. Даже Иисус Христос по своей человеческой природе был евреем. И вселенский дух раскрывается русскому читателю в русских книгах (и обрусевших, вошедших в русскую культуру). Нельзя отрывать Достоевского от писателей, оказавших на него огромное влияние (французских, немецких, испанских), от Евангелия, которое он четыре года читал и перечитывал на каторге. Нельзя закрываться от того Востока, который стал частью современного Запада, с которым Россия связана «неслиянно и нераздельно». Но в центре преподавания – русские романы, рассказы, стихи. Они сами поведут в Европу, разбудят «всемирную отзывчивость», сами подведут к религиозным вопросам. Все зависит от личной жажды. Или человек почувствует жажду и будет искать, чем ее утолить, и обойдет весь мир, отбирая свое. Или ему нужны только развлечения. Школа должна попытаться пробудить жажду. И в 1987 г. я написал, что школа для нас важнее экономических реформ.

Сейчас я сформулировал бы эту мысль несколько иначе. Школа оказалась на задворках. Выросла новая мощная сила – телевидение. Телевидение во всем мире оттеснило на второй план и школу, и церковь, и даже семью (во многих случаях – и ее). Телевидение стало лицом культуры для подавляющего большинства людей (если у нас это не совсем так, то только по технической отсталости). Но эта сила не сознает своей ответственности. Во всяком случае – далеко не достаточно сознает. Это не наша местная болезнь, это мировая проблема. Карл Поппер, в последней своей статье, написанной незадолго до смерти, в 1994 г., рисует угрозу разрушения западной цивилизации безответственным телевидением.