Страстная и непокорная - [49]

— Что ж, пусть будет так. Сюда они все не влезут, но в два сундука поместятся. Если разложить платья по сундукам, они не так уж сильно помнутся, и тогда мы наверняка сможем закрыть крышки.

Грейс покачала головой:

— Как же я сама не додумалась! Но в обоих сундуках еще кое-что лежит. Я сейчас все достану, и мы подумаем, как с этим быть.

Со дна сундуков появились бесчисленные нижние юбки, обшитые пышными кружевными оборками. Их цвета дополняли расцветку сгрудившихся на кровати платьев.

— Конечно, надо как-то устраиваться, — продолжала Грейс. — Нижнее белье должно лежать отдельно, правильно? — Из ящиков шкафа, которые она так и не смогла закрыть накануне, Грейс извлекла хлопковые, льняные, шелковые рубашки, целую охапку чулок самых разнообразных цветов. — А как же туфли? — спросила она, вытаскивая с полдюжины пар из нижнего ящика буфета. — А в комоде еще ночные рубашки. — Она выдвинула ящик, открывая взору Джайлза пышную гору кружева, тонкого белого шелка и льна.

Джайлз во все глаза смотрел на эти наряды. Разложенные по всей комнате, они заняли все ее пространство. Не осталось места ни для еды, ни для отдыха.

— Не может быть! — пробормотал он.

— Чего не может быть? — переспросила Грейс, широко распахнув глаза и хлопая ресницами.

— Не может быть, чтобы человек, побеждавший лучших испанских мореходов, отступил перед крепостью из женских оборок.

Грейс поджала губы, потом произнесла с видом одновременно задумчивым и лукавым:

— Это не делает чести Испании.

Джайлз подошел к комоду и осторожно достал одну из ночных рубашек — без рукавов и с отделкой из розовых лент и кружева.

— Какая красивая!

Грейс покраснела. Прошлую ночь она спала в довольно плотной полотняной сорочке. Джайлз продолжал рассматривать изящный ночной наряд, потом сказал:

— Она сильно помялась, — он пошарил в ящике, — они все помялись. Не говори мне, что Мату всегда складывала твои вещи.

Грейс подошла к нему и выхватила у него из рук свою рубашку.

— Мату могла победить целый испанский флот, — отрезала она.

— Не сомневаюсь, — отозвался Джайлз.

Он аккуратно сложил оставшиеся в ящике рубашки, и когда Грейс свернула ту, что была у нее в руках, и положила ее в стопку, оказалось, что теперь вещи занимают вдвое меньше места. Она с удивлением смотрела на ящик.

— Я всегда думала, что складывать их — только попусту тратить время. Все равно они мнутся, когда я в них сплю.

— Если мы свернем и чулки, они, наверное, тоже сюда поместятся.

— Сворачивать чулки? — изумленно спросила Грейс. Поднятые брови явственно говорили: она считает, что в своей методичности Джайлз доходит до крайности.

Однако насмешливый скептицизм Грейс не имел успеха, и через несколько минут все ее чулки оказались разобраны по парам и аккуратно уложены рядом с ночными рубашками.

Перестав сопротивляться, Грейс подошла к кровати и стала складывать свои нижние рубашки. Они оказались более объемными, чем ночные, и для них понадобилось два ящика, тем не менее, когда все было закончено, оба ящика успешно закрылись. Понимая, что в шкафу должно хватить места для них обоих, Грейс поставила свои туфли под него. Джайлз было нахмурился, но, видимо, решил оставить все как есть. .

И вот они вдвоем стоят перед огромным ворохом оставшихся платьев.

— Придется их убирать в сундуки, — проговорила Грейс. И крышки ни за что не закроются. Но Джайлз смог решить и эту задачу. Шелковые платья надо повесить — они мнутся сильнее всего. С помощью Грейс он в каждое платье вложил подходящую нижнюю юбку, чтобы ткань мялась как можно меньше, потом бережно уложил их в сундуки, поочередно размещая талию платья то с одной стороны, то с другой, чтобы юбкам оставалось как можно больше места. Ни один из сундуков действительно не закрылся, но по крайней мере платья не торчали из них в прежнем беспорядке.

— Ты всегда был таким? — спросила Грейс.

— Я с девяти лет жил в корабельных каютах, а там быстро учишься экономить место.

— Да уж. С девяти лет?

— Тогда умер мой отец. Нас у матери четверо. Отец оставил немного денег, но этого не хватало. Он строил корабли, и один из его друзей взял меня вестовым.

Джайлз продолжал рассказывать о своем детстве, о трех своих сестрах, а Грейс тем временем пыталась, как могла, навести порядок на комоде — сложила ленты, связала их в большой пучок, аккуратно расставила бутылочки и баночки.

— Даже когда я был совсем маленьким, мне все равно приходилось их защищать. И они знали, что я не выношу, когда девочки плачут. Что бы ни случилось, я просто из кожи лез, чтобы уладить дело, стоило им проронить хоть одну слезинку. Они даже не боялись драться с другими детьми, знали, что возмездия не будет, я не допущу, чтобы им пришлось отвечать за свои дурные поступки. С тех пор как мне пришлось покинуть дом, мы почти не видимся — я редко бываю в Лондоне, но они все уже давно замужем, и дети у них есть.

— Однако ты, — с улыбкой заметила Грейс, — прожил с ними достаточно, чтобы превратиться в спасителя несчастных женщин.

— Я? Никогда так не думал. Вот Джефф, пожалуй, такой. Он действительно спас Фейт.

Грейс стала расспрашивать, как это произошло. И Джайлз рассказал. В ответ Грейс заявила, что на самом деле спас Фейт не Джефф, а Джайлз. Он все время подталкивал друга во время ухаживания. Потом Грейс попросила еще что-нибудь рассказать. И Джайлз заговорил о жизни в море, описал порты в далеких странах, пересказывал разные истории о битвах с испанцами.