Страсти по разрядке - [17]

Постоянное муссирование в американской прессе темы советских диссидентов и прав человека в СССР, конечно, отравляло отношения между двумя державами. Но это была не единственная причина. Главным фактором было назначение президентским советником по вопросам национальной безопасности яростного антисоветчика Збигнева Бжезинского. Картер мотивировал это тем, что он не хотел повторять опыт с Кисинджером, т.е. позволять совмещение должности госсекретаря с должностью советника по безопасности – это, мол, давало назначенцу чрезмерную власть. В действительности же, Картер сам не имел опыта руководства внешней политикой, чувствовал себя в этой сфере неуверенно и полагал, что его личная роль усилится, если он будет играть на разногласиях между своими подчиненными. А о взглядах Бжезинского он был прекрасно осведомлен, т.к. до того не раз с ним общался на заседаниях Трехсторонней комиссии, где тот был исполнительным секретарем от США.

Роберт Клейман из «Нью-Йорк таймс» мой хороший знакомый, рассказывал, что с самого начала своего президентства Картер каждую пятницу встречался за завтраком в Белом доме с вице-президентом Мондейлом, госсекретарем Вэнсом, министром обороны Брауном и своим помощником по безопасности Бжезинским для обсуждения вопросов внешней политики. Встречался он с ними и отдельно, но с Бжезинским практически ежедневно, т.к. в функции того входила оперативное ежеутреннее информирование президента о событиях в мире.

На этих встречах вскоре выявились резкие разногласия между Вэнсом и Бжезинским, причем поначалу Картер больше поддерживал Вэнса. Уже в марте 1977 года он отправил госсекретаря в Москву, где тот встречался с Брежневым и Громыко и произвел на них хорошее впечатление, т.к. говорил о необходимости заключения Договора ОСВ-2 уже до конца года. Но вскоре после его возращения из Москвы переговоры по этому вопросу в Женеве стали затягиваться из-за новых разногласий. Американская сторона настаивала, чтобы в зачет ограниченных средств доставки ядерного оружия входили советские бомбардировщики «Бэкфайр» (ТУ-22М), которые имели среднюю дальность и не обладали стратегическим потенциалом. Вместе с тем, США отказывались включать в свои средства доставки крылатые ракеты, которые они собирались размещать в Западной Европе.

По словам Клеймана, с которым мы тогда встречались регулярно, в затягивании переговорах был виноват Картер, который вопреки мнению Вэнса принял позицию Пентагона, а главное, передал курирование Женевских переговоров Бжезинскому, фактически отстранив от этой работы госсекретаря. Естественно, что Бжезинский находил все новые поводы для возбуждения разногласий и инструктировал в этом духе своих дипломатов в Женеве. Клейман удивлялся, как Вэнс мог согласиться со столь унизительным и беспрецедентным ограничением своих полномочий и не подал в отставку в знак протеста.

Затягивая переговоры, Бжезинский пользовался поддержкой Пентагона, который стремился выиграть время для подготовки размещения новой межконтинентальной ракеты МХ и американских ракет средней дальности в Западной Европе. Видя эти маневры, советское руководство не сидело сложа руки и в свою очередь осуществляло модернизацию собственного стратегического потенциала. Одновременно оно готовилось к опережающему размещению новых ракет средней дальности с множественными боеголовками (СС-22 в классификации НАТО), нацеленных на Западную Европу. Все это привело к тому, что Договор ОСВ-2 был подписан в Вене Картером и Брежневым только в июне 1979 года. К этому времени новые советские ракеты СС-22 уже начали размещаться в Европе, а НАТО готовило размещение американских баллистических «Першингов» и крылатых ракет, нацеленных на Москву. Тем самым, не только открывался новый фронт гонки вооружений, но и создавалась почва для нового длительного кризиса в советско-американских отношения.

Между тем, Георгий Арбатов, приехав в 1977 году в Нью-Йорк, выступал в советской миссии и старался нас убедить в том, что с приходом к власти Картера отношения Москвы и Вашингтона наладятся. Он не считал, что Бжезинский может сыграть сколько-нибудь заметную негативную роль. Мне его выступление не понравилось, но я не стал с ним полемизировать открыто, считая, что академик просто отражает некоторую эйфорию, сложившуюся в определенных кругах Москвы после первых встреч с Вэнсом. Но в разговоре наедине я высказал ему свои возражения.

Уже после отъезда Арбатова из США мне доверительно сообщили, что он в разговорах с некоторым руководителям миссии, давал мне негативные характеристики. «Будь с ним осторожным», предупреждали они. Вскоре после этого из Москвы поступил донос о моем мнимом желании опубликовать в Америке мемуары покойного отца. После разговора с резидентом КГБ в Нью-Йорке Ю.И. Дроздовым вопрос был снят, но неприятная ассоциация осталась. Впрочем, это был не первый и не последний донос на меня со стороны будущих корифеев нашей «демократии».

Вскоре Бжезинский добился еще одного геополитического успеха – восстановления дипломатических отношений с КНР. Именно Бжезинский, а не Вэнс, в 1978 году ездил в Пекин в качестве личного эмиссара Картера, чтобы ускорить этот маневр, а роль госдепартамента свелась к минимуму. Подписание соответствующего договора состоялось в январе 1979 года. При этом, формально признав принцип «одного Китая», США фактически не потеряли своего верного союзника – Тайвань, который они продолжали по-прежнему держать под своей военной защитой. В то время отношения Пекина с Москвой оставались напряженными, и установление формальных отношений между США и КНР было серьезным ослаблением наших геополитических позиций. В прессе появилось сообщение о готовности Китая разрешить Америке создать в его западных провинциях базу слежения за советскими военными объектами.