Страсти по разрядке - [14]

Мы тогда считали, что обойдёмся контрактами с Западной Европой. Вместоамериканцев автомобильный завод нам построил итальянский «ФИАТ», на наш газ претендовала в первую очередь Германия, лесобумажные комбинаты помогала строить Швеция. Но то, что мы получали из Западной Европы, было вчерашней техникой. Наша нефть, а затем и газ шли тогда главным образом в Восточную Европу, вклад которой в наше экономическое развитие был минимальным, а вклад в технический прогресс – нулевым, если не отрицательным. Причём эти страны преспокойно нас предали через полтора десятка лет, когда наступила эра сверхслабых советских правителей.

Но в середине 1970-х годов мы еще были на подъеме и казалось, что в военном и экономическом соревновании с Америкой мы сумеем выстоять. И потому мы надеялись и на то, что с Америкой нам удастся договориться, несмотря на временные неудачи.

На наших встречах Роуза говорил и о происходящем в Америке поправении общества, которое началось вскоре после окончания Второй мировой войны. Если «великая депрессия» предвоенного десятилетия породила резкий сдвиг влево, то послевоенный подъём вызвал поворот в обратную сторону. К тому же победа в мировой войне заставила большинство американцев поверить в освободительную и демократическую миссию США в мире, в то, что американское общество – образец для всех других народов. Фактическое поражение во вьетнамской войне внесло некоторое отрезвление, но это, считал Роуза, ненадолго. Даже экономический спад 1973—1975 годов, говорил он, играет на руку консервативным силам, ибо получается, что либеральные идеи кейнсианства больше не срабатывают.

Боб рассказывал о своей последней поездке в Калифорнию, где присутствовал на выступлении новой «звезды» консервативных республиканцев — Рональда Рейгана.

— Он говорит, что во всем виноваты «красные» бюрократы, засевшие в Вашингтоне. Их надо разогнать, понизить налоги, перестать платить пособия бездельникам, и всё встанет на свои места. Самое удивительное, что в эту допотопную чушь публика почему-то верит, хотя раньше была в восторге от «нового курса» Рузвельта, восхищалась «новыми рубежами» Кеннеди и поддерживала «борьбу с бедностью» Джонсона. Короткая же память у нашего среднего американца!

— В такой ситуации президент Форд вынужден оглядываться на правое крыло своей партии, без поддержки которого он не сможет выдвинуть свою кандидатуру в 1976 году. Но Форд не популярен и может потерпеть поражение. Время Рейгана наступит в 1980 году, сегодня он еще не готов. Так что пока России надо пользоваться тем, что есть. Ибо через пять лет, если президентом станет Рейган, всем нам будет намного хуже.

Предсказание Боба Роузы, к сожалению, сбылось.

В середине 1976 года Роуза в разговорах стал всё более уверенно предвещать победу демократов на новых президентских выборах. Основанием для такого оптимизма был рост популярности Джимми Картера, который получил как сплоченную поддержку собственной партии, так и довольно широкого «нейтрального» слоя избирателей, который обычно голосует попеременно за каждую из соперничающих двух партий. Картер усиленно разыгрывал карту высоких моральных качеств своей будущей администрации, которые он противопоставлял «аморальному» и бюрократическому режиму, сложившемуся при Никсоне. Память о дискредитированном Никсоне в народе еще была достаточно свежа, и невыразительный Джеральд Форд за два года своего правления не мог вывести это пятно с республиканского имиджа.

Давая такие прогнозы, Боб намекал, что рассчитывает получить в новой администрации высокий министерский пост. Я вполне искренне желал ему успеха. Как-то он сказал, что считает для меня полезным познакомиться лично с Сайрусом Вэнсом и Збигневом Бжезинским, каждый из которых также может оказаться на ключевых внешнеполитических должностях в будущем правительстве.

Тем летом Боб устраивал в Вашингтоне свадьбу своей дочери и пригласил нас с Мариной быть гостями.

— Тем более там будет Бжезинский, вот вы и встретитесь, — добавил он.

Надо сказать, что я уже несколько раз пытался договориться о встрече с этим человеком, который тогда преподавал в Колумбийском университете в Нью-Йорке, но он всякий раз отказывался, ссылаясь на занятость. При этом он охотно общался практически со всеми визитерами из Советского Союза, которые, конечно, были много наивнее нас, длительное время живших в Америке, и которым поэтому легче было втереть очки.

На свадьбе у Эллисон Роуза мы все же с Бжезинским познакомились и вкратце переговорили. Вёл он себя внешне непринужденно, но в глазах у него светилось непонятное мне недоверие. Он вовсе не был начинающим политиком, консультировал госдепартамент и другие американские ведомства еще со времен администраций Кеннеди и Джонсона, имел достаточно большой опыт встреч и с советскими визитерами. Почему он, несмотря на рекомендации Боба Роузы, опасался именно меня? Сказать трудно. Может быть, считал меня разведчиком и боялся, что его, как бывшего поляка, американцы возьмут под подозрение. Но эта версия не выдерживала критики. Моя длительная работа в советской Академии наук не могла быть ему неизвестна, да и среди советских визитеров, с которыми он общался, наверняка были профессиональные разведчики.