Страшный Тегеран - [2]

Шрифт
Интервал

Джавад остался один. И хотя теперь у него было немного денег, он по-прежнему был погружен в свои думы. Чтобы уважаемые читатели были знакомы со всеми обстоятельствами описываемого происшествия, я вынужден рассказать здесь вкратце историю Джавада.

Лет пять назад, в одном из кварталов Тегерана, называемом Сенгеледж, жила семья, состоявшая из трех мужчин, двух женщин и двух детей. Из мужчин один был крепкий, прекрасно сложенный сорокапятилетний человек, другой — лет под тридцать, а третий — двадцатилетний юноша. Из женщин одной было сорок лет, другой двадцать три, а из детей один был грудной, другому шел четвертый год.

Жила эта семья не нуждаясь, пожалуй, даже хорошо жила.

Глава семьи — звали его Остад-Али — был одним из известнейших ремесленников Тегерана, — башмачник. Юноша был Джавад, а тридцатилетний мужчина — Реза — муж сестры Джавада и зять Остада-Али. Дети были сестрины.

Существуя на дневной заработок Резы и на выручку мастерской Остада-Али, семья пользовалась достатком и была счастлива. Джавад приучался к отцовскому ремеслу; он еще не был башмачником.

В то время в Тегеране свирепствовал тиф, набрасываясь то на одного, то на другого несчастного и унося его в пучину гибели. Тиф поразил и Остада-Али. Попытка лечения не дала результата и, пролежав пять дней, Остад-Али распростился с жизнью, оставив семью в величайшем горе. А через три дня после смерти мастера заболел и Реза. Тревога и ужас охватили женщин и Джавада. Однако через неделю умер и Реза.

Трудно описать, в каком положении очутилась семья. Заработка Джавада не хватало на пропитание. Начали продавать вещи. Понемногу подошли бедность и нищета. Через два года они так задолжали, что пришлось расстаться с домиком в Сенгеледже; дом продали и перебрались на жительство в этот грязный квартал, где поселились в жалком домишке, в двух комнатах. В поисках лучшего заработка Джавад бросил свое ремесло, поступил в строители и, зарабатывая по пять кран в день, кое-как мог прокормить семью. Так прошло три года до того дня, когда Джавад из-за какого-то пустяка поссорился с мастером, и тот осыпал его бранью и оскорблениями. Бедняга Джавад не стерпел обиды и ушел, дав себе слово никогда больше не браться за подобную работу.

Читателю известна теперь причина задумчивости Джавада.

Но задумчивость не покидала его, хотя у него и были теперь деньги, чтобы купить хлеба. Им овладело какое-то оцепенение. Вдруг кто-то положил ему руку на плечо. Подняв голову, он увидел мальчугана лет четырнадцати, в котором узнал ученика из мелочной лавки с соседнего базарчика.

— Тебя там, на базаре, какой-то человек спрашивает.

Джавад поднялся и вместе с мальчиком вышел из кофейни.

Он увидел перед собой незнакомого молодого человека.

Глава вторая

ОТ НУЖДЫ НА ВСЕ ПОЙДЕШЬ

Это был молодой человек с бледным лицом, с вьющимися кудрями, черноглазый, с тонким и прямым носом.

На нем было потертое черное сэрдари и черная войлочная шапочка, известная под названием «военной». Присмотревшись к этому молодому человеку, каждый сказал бы, что он не из жителей этого квартала. Его белые руки и манера держаться говорили о том, что он был из благородных и что сюда он пришел с какой-нибудь особенной целью. Едва глаза Джавада встретились с глазами молодого человека, Джавад спросил:

— Вам угодно что-нибудь приказать, ага[2]?

Молодой человек тихо ответил «да». И в то же время сделал Джаваду знак молчать.

— Вы, значит, не хотите здесь разговаривать? — спросил Джавад. — Тогда можно пойти ко мне домой, — это отсюда в двухстах шагах.

Неизвестный ответил:

— Здесь, конечно, говорить нельзя. Но к вам домой мы не пойдем.

И жестом пригласил Джавада следовать за ним.

Миновав два узких и коротких переулка, они вышли на широкую площадку, когда-то, должно быть, служившую ареной для представлений т'азиэ. Ветер притих. Накрапывал мелкий дождь. Прохожих было мало. Отойдя к краю площадки, они уселись на каменной скамье возле каких-то ворот.

Неизвестный молчал. Потом он поднял голову, взял Джавада за руку и, посмотрев ему прямо в глаза, точно уверившись в чем-то, произнес:

— Вы ведь Джавад? Я не ошибся?

— Нет, ага, именно так, как вы изволили сказать: я Джавад.

— Я думаю, что на вас можно положиться, — сказал молодой человек.

Джавад, не привыкший к подобным беседам, рассеянно сказал:

— Это уже я не знаю. Если доверяете, скажите, в чем дело, а нет, так воля ваша.

— Нет, нет, — прервал неизвестный. — Я с первого же слова тебе доверяю. Так что, если хочешь, поговорим серьезно.

— Пожалуйста, как вам угодно, — сказал Джавад.

Неизвестный внимательно осмотрелся вокруг, точно хотел удостовериться, что они одни, потом подпер голову руками и глубоко задумался. Так прошло несколько минут. Джавад тоже думал о своем и не говорил ни слова.

Когда неизвестный поднял голову, лоб его был покрыт каплями пота. Он сказал:

— Хочешь заработать денег и найти выход из твоих тяжелых обстоятельств?

Джавад вздохнул.

— Ах, ага, я только об этом и мечтаю.

Молодой человек заговорил:

— Видишь ли... я все знаю о тебе. Знаю твою прежнюю жизнь, знаю, что ты сирота, что ты беден, знаю, как тебе трудно. Когда вчера я проходил мимо кофейной и увидел тебя, я сразу понял, как ты несчастен. И в то же время понял, что ты можешь быть полезным для дела, которое мне предстоит. Поэтому я принялся за розыски и вот узнал всю твою историю.


Рекомендуем почитать
Голубые дьяволы

Повесть о боевых защитниках Моздока в Великую Отечественную войну, о помощи бойцам вездесущих местных мальчишек. Создана на документальном материале. Сюжетом служит естественный ход событий. Автор старался внести как можно больше имен командиров и солдат, героически сражавшихся в этих местах.


Преступление и совесть

В сюжетную основу романа А. Кагана (1900–1965) «Преступление и совесть» лег знаменитый судебный процесс над евреем Бейлисом, всколыхнувший в 1913 году всю Россию.


Похищение Эдгардо Мортары

23 июня 1858 года в Болонье шестилетний еврейский мальчик Эдгардо Мортара был изъят из семьи по приказу церковных властей. Борьба родителей за возвращение сына быстро перестала быть внутренним делом еврейской общины и проблемой католических иерархов — к ней подключились самые влиятельные люди своего столетия, включая Наполеона III и Ротшильдов, — и сыграла свою роль в ослаблении Ватикана и объединении Италии. Американский историк, специалист по истории Италии Дэвид Керцер воссоздает летопись семьи на фоне важнейших геополитических перемен в Европе. Погружаясь в водоворот событий бурной эпохи, читатель наблюдает за тем, как в судьбе одного еврейского мальчика отразилось зарождение современных представлений о личности и государстве, гражданской солидарности и свободе вероисповедания.


При дворе императрицы Елизаветы Петровны

Немецкий писатель Оскар Мединг (1829—1903), известный в России под псевдонимом Георгий, Георг, Грегор Самаров, талантливый дипломат, мемуарист, журналист и учёный, оставил целую библиотеку исторических романов. В романе «При дворе императрицы Елизаветы Петровны», относящемся к «русскому циклу», наряду с авантюрными, зачастую неизвестными, эпизодами в царственных биографиях Елизаветы, Екатерины II, Петра III писатель попытался осмыслить XVIII век в судьбах России и прозреть её будущее значение в деле распутывания узлов, завязанных дипломатами блистательного века.


Под властью пугала

Произведение «Под властью пугала» можно отнести к жанру исторического романа, хотя в нем автор в определенной степени отдает дань и политической сатире. Писатель обращается к событиям почти полувековой давности, к периоду 1928–1939 годов, когда албанский народ страдал под гнетом феодально-буржуазного режима короля Ахмета Зогу. Албания того времени, имевшая миллионное население и расположенная па территории, приблизительно равной площади Крымского полуострова, была отсталой аграрной страной. Промышленность в современном понимании слова находилась на зачаточной стадии развития.


Схватка

Документальная повесть о большевистском подполье в городе Ростове охватывает события, происходившие на Дону в январе-августе 1919 года. Многие из подпольщиков отдали свою жизнь в борьбе с белогвардейцами во имя будущего. Книга адресована широкому кругу читателей.