Страшные рассказы - [36]

Каждое погружение в сюжет у него становится захватывающим, как вихрь, но лишенным всякой агрессии. Присущая ему торжественность поражает и держит ум в постоянном напряжении. И медленно, шаг за шагом, разворачивается история, вся занимательность которой зиждется на неуловимой девиации интеллекта, на дерзком предположении, на смелом вкладе Природы в амальгаму возможностей. Читатель, словно не в силах сопротивляться головокружительному урагану, вынужден следовать за сложными и замысловатыми выводами автора.

Я повторяю, что ни один человек не прибегал к таким фантасмагориям при описании исключительности Природы и человеческой жизни, свойственных выздоровлению приступов любознательности; наполненной лихорадочным великолепием смены времен года; влажной, мглистой жары, когда южный ветер успокаивает нервы, словно струны какого-то инструмента, а глаза наполняются слезами, идущими отнюдь не из души; галлюцинаций, сначала порождающих сомнения, но затем убедительных и разумных, как книга; абсурдности, поселяющейся в мозгу и управляющей им со всесокрушающей логикой; истерии, узурпирующей место воли; разногласий между эмоциями и разумом; и человека, который в своей противоречивости дошел до того, что стал выражать боль смехом. Он анализирует мимолетное, взвешивает невесомое и описывает, в своей дотошной научной манере, обеспечивающей роковой результат, тот воображаемый мир, который парит вокруг впечатлительного человека и ведет его к злу.

То рвение, с которым он погружается в гротеск ради любви к гротеску и в мистический трепет ради любви к мистическому трепету, позволяет мне удостоверить искренность его творений и то, насколько в нем уживались человек и поэт. Я уже говорил о том, что в случае с очень многими людьми подобный пыл является результатом огромного количества незадействованной жизненной энергии, в ряде случаев упрямого целомудрия, а также глубоко подавляемой внутри чувственности. Сверхъестественное сладострастие, охватывающее человека при виде ручья собственной крови; резкие, агрессивные, бесполезные порывы; громкие крики, которые его горло издает подсознательно, без всякого участия разума, – все это явления того же порядка.

Воздух в недрах этой литературы разрежен, и дух там может испытывать смутную тревогу, страх, готовый вот-вот обернуться слезами, и дурноту, обитающую на пространствах обширных и странных. Но восхищение все же сильнее, да и потом, как же величественно это искусство! И главное, и второстепенные детали здесь полностью соответствуют чувствам персонажей. Одиночество Природы или городская суета – все описывается лихорадочно, возбужденно и фантастично. Подобно нашему Эжену Делакруа, возвысившему свое искусство до вершин величественной поэзии, Эдгар По любит перемещать своих персонажей на фиолетовом или зеленоватом фоне, обнаруживающем фосфоресцирующие признаки гниения и флюиды бури. Природа, которую принято называть неодушевленной, принимает участие в жизни живых существ и, подобно им, дрожит сверхъестественной мелкой дрожью. Пространство от опиума становится глубже, оттенки приобретают магический смысл, а вибрация звуков становится более звонкой и величественной. Неожиданно посреди этого пейзажа возникают изумительные поляны, насыщенные цветом и светом, и на горизонте взору предстают затянутые дымкой восточные города и величественные храмы, на которые солнце изливает потоки золотого дождя.

Персонажи По, точнее, один его обобщенный персонаж: человек с обостренными способностями и измочаленными нервами, чья пылкая, непреклонная воля бросает вызов трудностям, а упорный взгляд, с несгибаемостью меча устремленный на предмет, заставляет этот предмет увеличиваться в размерах – не кто иной, как сам По. И его женщины, все как одна ослепительные и больные, умирающие от неведомых недугов и говорящие голосами, напоминающими музыку, – это тоже он; по меньшей мере, они, своими странными устремлениями и знаниями, равно как и неизлечимой меланхолией, принимают деятельное участие в характере своего творца. Что же до его идеальной женщины, его Титаниды, мы обнаруживаем ее под личиной различных портретов, разбросанных по очень немногочисленным отрывкам поэтических произведений, и даже не портретов, а скорее моделей восприятия Красоты, объединенных воедино темпераментом автора и составляющих неделимое единство – туманное, но осязаемое, – в котором, может быть, более тонко, чем где бы то ни было, ощущается неутолимое стремление к Красоте, являющееся титульным листом всех его произведений, заглавием, обобщающим любовь и уважение.

Под названием «Страшные рассказы» мы собрали избранные рассказы Эдгара По. Его собрание сочинений состоит из значительного числа новелл, столь же внушительного количества критических и иных статей, философской поэмы («Эврика»), стихотворений и чисто филантропического романа («Повесть о приключениях Артура Гордона Пима»). Если у меня будет еще одна возможность поговорить об этом поэте, на что я очень надеюсь, то я проведу анализ его философских и литературных воззрений, а также его творческого наследия в целом, полный перевод которого практически не имеет шансов на успех у публики, предпочитающей значимым философским истинам увеселения, чувства и эмоции.