Страшные рассказы - [29]
Что бы подумал этот несчастный, если бы услышал, как некий теолог чувств в юбке из дружбы к роду человеческому отменяет ад, другой философ от арифметики предлагает систему гарантий в виде подписки за прекращение войны стоимостью в одно су с человека, как третьи ратуют за то, чтобы упразднить смертную казнь, а заодно и орфографию, т. е. совершить два вытекающих друг из друга безумства, – что бы он сказал, если бы услышал других малахольных, которые, склонив голову на ветру, сочиняют фантазии столь же бурные и неистовые, как та стихия, которая им их диктует? Если вы добавите к этому безупречному видению истины подлинную немощь в определенных обстоятельствах, аристократическую утонченность чувств, для которой какая-нибудь фальшивая нота была сущим наказанием, изысканный вкус, восстававший против всего, кроме точных пропорций, и неутолимую любовь к Красоте, выросшую до масштабов патологической страсти, вам отнюдь не будет удивительно, что жизнь для такого человека неизбежно должна была стать адом и закончиться весьма плачевно; и вам останется лишь восхищаться тем фактом, что она смогла продлиться так долго.
Семья По была одной из самых уважаемых в Балтиморе. Дед поэта по материнской линии во время Войны за независимость служил генерал-квартирмейстером, и Лафайет[39] очень высоко ценил его, считая своим другом. Во время своей последней поездки в США маркиз пожелал встретиться с его вдовой, чтобы выразить благодарность и признательность за добрую службу, которую ему сослужил ее муж. Прадед Эдгара женился на дочери английского адмирала Мак-Брайда, состоявшего в родстве с самыми знатными и благородными домами Англии. Давид По, отец поэта и сын генерала, воспылал неистовой страстью к английской актрисе Элизабет Арнольд, известной своей красотой, бежал с ней и вступил в брак. Чтобы теснее связать с ней свою судьбу, он тоже стал актером и вместе с женой выходил на подмостки различных театров в главных городах Юниона[40].
Супруги умерли в Ричмонде практически одновременно, оставив на произвол судьбы трех малолетних детей, в т. ч. Эдгара, и лишив их каких-либо средств к существованию.
Эдгар По родился в Балтиморе в 1813 году. Эту дату я привожу с его собственных слов, которыми он опровергает утверждение Грисуолда о том, что появился на свет в 1811 г. Если романический дух, по выражению самого поэта, когда-то и председательствовал при рождении человека, – причем дух беспокойный и буйный, – то Эдгар По именно таким человеком и был. Это было истинное дитя авантюры и страсти. Г-н Аллан, живший в городе богатый торговец, проникся любовью к этому очаровательному, симпатичному мальчонке, и поскольку своих детей у него не было, усыновил его. С тех пор того стали звать Эдгаром Алланом По. Таким образом, он воспитывался в достатке и законной надежде на одно из тех состояний, которые придают характеру горделивую уверенность. Приемные родители взяли его с собой в путешествие по Англии, Шотландии и Ирландии, а перед возвращением домой оставили у доктора Брэнсби, содержавшего престижный пансион в Стоук-Ньюингтон неподалеку от Лондона. Сам По описал этот странный, построенный в старинном елизаветинском стиле дом, равно как и свою школьную жизнь, в рассказе «Вильям Вильсон». В 1822 году он вернулся в Ричмонд и продолжил учебу в Америке, под руководством лучших в тех краях преподавателей. В университете Шарлотсвилля, куда По поступил в 1825 году, он отличался не только почти фантастическим интеллектом, но и пагубным кипением страстей – типично американское преждевременное взросление, которое в конечном счете стало причиной его отчисления. По ходу следует заметить, что По уже в Шарлотсвилле проявил исключительные способности к физике и математике. Позже, в своих сюрреалистичных рассказах, он будет широко ими пользоваться, превратив в самые неожиданные средства выражения. Однако у меня есть все основания полагать, что главное внимание он уделял отнюдь не таким произведениям и был недалек от того – может, как раз в силу этих своих способностей, заявивших о себе слишком рано, – чтобы считать их, по сравнению с творениями чистого воображения, чем-то вроде не требующего особых усилий фиглярства.
Злосчастные карточные долги привели к временному разрыву с приемным отцом, и Эдгар – факт весьма курьезный и указывающий, кто бы что ни говорил, на изрядную толику рыцарства в его впечатлительном мозгу – задумывает принять участие в Войне за независимость Греции и отправиться бить турок.
Что с ним стало на Востоке? Чем он там занимался? Может, изучал ставшие классикой берега Средиземного моря?
Почему мы обнаруживаем его в Санкт-Петербурге, без паспорта, опороченного, впутавшегося в какие-то сомнительные дела и в силу этого вынужденного апеллировать к американскому послу Генри Миддлтону, чтобы избежать наказания со стороны русского правосудия и вернуться домой? Этого не знает никто; здесь налицо пробел, заполнить который мог бы только он сам. Американские газеты в течение долгого времени обещали рассказать о жизни Эдгара По, о его юности, о похождениях в России, сулили опубликовать его переписку, но так ничего и не напечатали.
