Облачённые в шелка и кожи, носящие перстни и ожерелья, они, те, кто предпочитал кольца с рубинами и короны с изумрудами, богатые длинные одежды и многочисленные неперечисляемые украшения вроде уникальных, особенно редких перьев – павлиньих, например, отделанных золотой вышивкой, – они все сидели на высоких удобных стульях, местах для избранных зрителей, и готовы, давно были готовы созерцать зрелище, коему (они знали, и им поспешили сообщить) не найдётся подобия вовеки веков.
Из секретного углубления, невидимо открывшегося и так же закрывшегося, выбрался просто одетый человек и не спеша вышагал в центр Арены.
– О великие! – возвестил он, подражая глашатым, но не крича, а говоря зычно и ясно. – О великие! – он повторил и продолжил: – Узрите же картину, что явится олицетворением и средоточием желаннейших из зрелищ! Приглашаю вас на сладкую из сладких и интереснейшую из интересных битву, такую, которая только вам и по душе, ту, кою невозможно не любить! Всё это делается для вас, ради вас и лишь так, и никак иначе! Да поднимутся двери, упадут преграды и решётки темниц, скользнув вверх, впустят на арену бойцов для услады взоров наших любимых, почитаемых, единственных на свете владык!
С теми словами вышедший удалился обратно, туда же, откуда явился, – в неизвестность, а на огромный круг, будто бы следом за ним, принялись выходить воины – снова и снова, всё новые и новые. Они удивляли и поражали своими оружием, одеяниями и прочим внешним видом. Одноглазые и безухие, великаны и лилипуты, люди среднего роста с горбом и обычнейшие и потому более невзрачные, мужчины воители и кроме них женщины-воины, дети-мечники и жаждущие битвы и крови старики со старухами. Взмыли ввысь лезвия клинков, ножей, мечей, стилетов… острия пик и стрел… зубы трезубцев…; когда взмахнули руки, разрезали воздух плети и цепы, кнуты и "утренние звёзды", палицы и дубины…
Нежась в лучах тёплого солнца и поглощаемого удовольствия, богатые и знатные, и правящие, и золотодержащие богачи с ленивой радостью, покровительственно, с привычной, вечной усмешкой разглядывали-рассматривали гладиаторов, которыми, несомненно, и были значительные числом бойцы. Принуждённые стоять насмерть: тонкие и толстые, двуглавые и одноглавые, ущербные и неописуемо красивые, невероятно уродливые и непредставимо странные, гетеро и гомо, ежедневно поедающие "гормоны противоположного пола" мужчины и женщины, гермафродиты, мутанты, метисы, мулаты, гибриды, случайно получившиеся и искусственно выведенные…
Не успели "сильные мира сего" обменяться восторгами и возгласами, как поднялась вторая громоздкая, но легкодвигающаяся решётка, точно совпадающая по величине с первой, и на арену посыпали-посыпались, побежали, попрыгали, пошли – животные, звери, чудовища, монстры! Тоже ошибки генетики и биологии – и породистые; обыкновенно рождённые и увидевшие свет в неволе; контуженные и ослеплённые; здоровые и увечные; пятиногие и трёхпалые; четверолапые и слюномордые; горящие глазами и потрясающие гривами!.. Львы, волки, собаки, волкопсы, вараны, гигантские ядовитые змеи, змееноги, ехидны, напоминающие чудища ежи, тигры, хищные птицы, бешеные травоядные, нелепости и непонятности с разноцветием передних и задних лап и неожидаемым сочетанием очей, носов, пастей, клыков!
…Две толпы – не меньш! – не обращая словно бы внимания друг на друга, выстроились слева (гладиаторы) и справа (звери), причём животные двигались сами по себе!; а выстроившись, обе армии единым порывом устремили взгляды вначале перед собой, адресуя взоры противнику, после чего разом повернули головы или то, что заменяло их, к знатным гостям, к богачам, к полному собранию предержателей власти и денег, оставивших, во имя Знаменательного События, собственные посты в Риме и иных градах Империи и обязанности пред обычным, числом миллион людом.
– Я, – внезапно ошарашив надменные, самоуверенные фигуры, блистающие и ослепляющие одеяниями, рассевшиеся тремя бесконечными рядами, взлетел до отсутствующего потолка и до сущего неба тот же голос, что и сперва, – глас ведущего, однако теперь точно бы бестелесный, во всяком случае, вне видимого обладателя. – Я, – ничтоже сумняшеся повторил объявлявший, не боясь оскорбить ревнивных и гневных властителей упоминанием собственных незримости и бесполезности, – есмь автор и строитель места сего. Да начнётся представление!
И лишь только теперь собравшимся на бесплатное неведомое зрелище, по-зарубежному "шоу" – хотя и не всем без исключения, – пришла в одинаковые главы одинаковая мысль: отчего же люди и звери на Арене стоят рядом и не нападают дружка на дружку, не рычат и даже не глядят свирепо?!
Ответ пришёл самолично, едва замершие в первых рядах воины и животные, воздев оружие и ощерив клыкастые пасти, бросились на впереди находящиеся, замыкающиеся кольцом зрительные места, прямиком на неприкасаемые фигуры в бриллиантах и золоте, платине и каменьях… А затем, разумеется, задвигались и другие ряды. Крики ужаса и смерти смешались с криками радости и яростным хохотом.
Да, этот Колизей был действительноНовый.
(Июль 2016