Страшные немецкие сказки - [84]
Исследователь указывает на примеры таких жертвоприношений у Снорри Стурлусона (1178–1241), Саксона Грамматика (1140–1215) и других авторов, не заостряя внимания на том факте, что никакого пожирания грызунами в этих источниках нет. У Снорри короля Дональда зарезают, а короля Олава Дровосека сжигают живьем. В "Хронике Датских королей" король Снио гибнет от волшебных перчаток, подаренных великаном-колдуном Лаэ: "Сначала он закричал, что кожу его рук поедают вши, затем завопил, что они едят его плоть, а когда он завизжал, что они едят его кости, перчатки упали с его рук, упал замертво и сам Снио">[501].
Снио не является жертвой, но для Баринг-Гоулда рассказ о его смерти — вероятный отголосок жертвоприношения, равно как и падение с лошади издевавшегося над крестьянами короля Свата из исландских саг. Этак любую скоропостижную смерть правителя (не только Попеля) можно списать на кровавый обряд. Рассуждения Баринг-Гоулда напоминают теорию его современника Фрэзера о периодически умерщвляемых и замещаемых царях, ответственных за урожай. Как и Фрэзер, он ссылается на весьма сомнительный обычай какого-то африканского племени, бросающего преступников муравьям, и говорит об утрате смысла обряда, в результате которой смерть от мышей посчитали возмездием за грехи>[502].
Намеком на жертвоприношения мог бы служить мотив огня, но в легендах он довольно смутен. В одном случае аутодафе устраивает сама потенциальная жертва, в другом — огонь (пепел) содержится в ее имени, в третьем — она прибегает к его защите. Увы, от исходной версии ее интерпретаторы не оставили и следа, как мыши — от тел епископа Гаттона и короля Попеля.
Часть IV. Злой дух
Бутылка и дерево
Отверз ему пути дух хитрый ко всему…
Сумароков А.П. Волосок
Нас будут интересовать не христианские бесы, а предваряющие их духи. А значит, от легенд мы вновь обратимся к сказкам.
Небольшая сказка братьев Гримм "Дух в бутылке" (АТ 331) многим не кажется жуткой ввиду очевидного заимствования ее сюжета из арабских сказок. Но меня в детстве впечатлял именно гриммовский дух, а не джинны из "Тысячи и одной ночи". Виной тому — место встречи с ним: сумрачный и таинственный немецкий лес.
Сын бедного дровосека находит стеклянный сосуд, лежащий в ямке под корнями старого дуба. Прыгающее в нем существо кричит: "Выпусти меня!" — и юноша вытаскивает пробку из бутылки. "Вышел из нее какой-то дух и начал расти так быстро, что в несколько мгновений перед изумленным юношей предстало страшное чудовище, ростом с полдуба". Назвавшись "могущественным Меркурием", дух грозит сломать шею юноше, но тот обманом загоняет его обратно в сосуд. Дух вторично молит о помощи, а когда юноша его выпускает, дарит ему маленькую тряпочку, заживляющую раны и превращающую обычный металл в серебро. Герой делает свой топор серебряным и, добыв средства, получает образование и становится искусным врачом.
Эта сказка была одной из тех, чью концовку авторы изменили, дабы не смущать читающую публику. В первоначальном варианте полученная от духа тряпочка не идет юноше впрок. Он не работает, без устали тратит деньги и, в конце концов обманутый духом, занимает его место в бутылке. Довольно странный исход, если учесть, что сюжет о рыбаке из "Тысячи и одной ночи" курсировал в немецкоязычных землях практически без искажений. Напомню его читателю.
Бедный рыбак вылавливает из моря медный кувшин и распечатывает его. Из горлышка поднимается густой дым, постепенно концентрирующийся в безобразного ифрита (джинна). Это джинн Сахр, которого запер в сосуде царь Сулейман бен Дауд (Соломон, сын Давида) за отказ принять ислам. Он слишком долго ждал освобождения (минимум 700 лет), и теперь лучшее, на что может рассчитывать его спаситель, — выбрать, какой смертью умереть. После уловки с обратным влезанием в кувшин джинн, освобожденный вторично, награждает рыбака уловом разноцветных рыб, которые тот продает султану. Жарящиеся на сковородке рыбы беседуют с красавицей и черным рабом, вышедшими из стены (обычный способ появления волшебных существ в арабских сказках), чем приводят в замешательство султана и его визиря.
В аналогичной австрийской сказке рыбак выуживает из озера шкатулку. Обманутый им дух смиряется и рассказывает о своей тяжкой судьбе. Его поместил в шкатулку собственный отец в наказание за распутство и приверженность к дуэлям. Что ж, по Сеньке и шапка — гнев Сулеймана, право, был возвышеннее. Перед расставанием строгий папа напутствовал сына: он должен сделать добро нашедшему его. Как видим, надежда была с самого начала, не то что у бедняги Сахра, поскольку озеро — не море. Рыбака ждет традиционная награда — чудесный улов рыб, которые он продает за хорошую цену королевскому повару. Во дворце рыбы начинают вдруг вещать со сковородки, как Лютер с кафедры, а затем поднимаются в воздух и вылетают в трубу на глазах у изумленного папы (не Римского, а того, что умеет загонять сыновей в шкатулки). Голодный папа требует объяснений от рыбака и, получив их, радуется благодатной перемене, происшедшей с его одухотворенным сыном.
