Страшные истории Сандайла - [94]

Держи хвост пистолетом, Санденс.

Кэссиди

Роб

В голове щелкают впечатления. Сверкающая проволока, туго стянутая вокруг почерневшего, пошедшего пятнами горла. Тошнотворно-приторный вкус теплой, выдохшейся за несколько дней газировки. Теперь я вспоминаю, что, когда нам ее дали, мы по-сестрински ее разделили, по очереди отпивая по маленькому глотку, чтобы хватило на несколько дней. Смрад гниения и давно не мытых тел. На какой-то момент я возвращаюсь в клетку – сродни тем, в которые сажают собак, – и смотрю сквозь ее ржавые прутья. Другая маленькая ладошка крепко сжимает мою. Зной пропекает наши головы, в горле першит от жажды. Слышится голос. Мне на макушку опускается рука. Темным силуэтом в контровом свете стоит Мия. Вода. Прохладная круглая комната с колесом солнца на полу, похожая на цирковой манеж.

Интересно, эти воспоминания подлинные или нет? Мозг ведь так умеет врать.

Но тут в голове мелькает мысль о мисс Грейнджер, которая с горящими глазами крадется по Эрроувуду. О наших именах. Роб и Джек. Может быть, эти обрывки памяти всегда таились в самых глухих закоулках разума и копошились там, как опарыши, готовые в любой момент проснуться.

Как Мия с Фэлконом объяснили, откуда мы у них взялись? Но здесь принято не беспокоить окружающих расспросами. Именно поэтому и едут в Мохаве.

Надо сосредоточиться. Шанс у моей дочери появится только в том случае, если я ей его дам. Письмо Джек я кладу рядом с голубой коробочкой посреди стола. Как ни крути, я учительница, и что такое наглядные пособия, мне известно не понаслышке.

– Два предмета, которые ты сейчас перед собой видишь, всецело тебя определяют, – говорю я Колли, – это наша эпопея, венцом которой стала ты. У каждого человека есть своя история, способная в полной мере его объяснить. Ты в этом отношении человек особенный, потому что у тебя таковых две. Когда-то они принадлежали мне, но теперь я передала их тебе. Вот эту коробочку и щенячью ферму.

Колли ерзает на стуле и быстро скашивает влево взгляд, будто ей что-то сказали на ушко. К кому это она там прислушивается?

– Я убийца, – звучит дальше мой рассказ, – и, когда узнала об этом, это меня травмировало, причем гораздо больше, чем показалось тогда. Поэтому обещаю не допустить, чтобы это случилось с тобой. Ты такая, какая есть, но у меня есть все возможности тебя от этого уберечь.

Колли смотрит на меня своими зелеными совиными глазами, и на секунду мне кажется, что она знает, что я собираюсь сделать. Только откуда ей это знать?

– С тобой все хорошо? – спрашиваю я. – Ты поняла, что только что услышала?

– Раз щенячья ферма приобрела такую славу, то ты у нас в некотором роде тоже знаменитость.

Голос Колли звучит пугающе прозаично.

Через мгновение я протягиваю ей руку.

– В том, что ты не знаешь, как к этому относиться, нет ничего такого. Мы пройдем этот путь вместе.

Она едва заметно сжимает мою руку своей влажной ладошкой, и мне приходится приложить над собой усилие, дабы не поморщиться. Они у нее всегда липкие, как у жабы.

Я бросаю взгляд на свой телефон, но вижу лишь черный экран. Ирвин затих.

Роб, когда-то давно

Большую часть времени я провожу у загона Двадцать Третьей. Порой может показаться, что с ней полный порядок. Как и Джек, она день ото дня толстеет и раздается вширь. Снует в поисках запахов и машет Мие своим изувеченным хвостом. Но потом несется на проволочный забор, широко распахнув от страха глаза, набрасывается на невидимых врагов и рычит, пока не осипнет. Мне ненавистны издаваемые ею звуки, ее вонь, коренастое телосложение и две пары глаз. Но я сижу рядом, словно прикованная. Просто потому, что вижу в ней зеркало.

В августе, когда пустыню особенно сжимают тиски жары, Джек просыпается и не может говорить. Хотя это еще не все. В глазах сестры – пустота.

Я забочусь об оставшейся от нее телесной оболочке. Заставляю есть, пичкаю витаминами. Каждый день вожу на прогулку к границам наших владений. На первом этапе говорю о прошлом и наших воспоминаниях. Но некоторое время спустя отказываюсь от этой затеи, потому что в нашем детстве слишком много лжи. Настоящим можно назвать только то, что случилось между нами двумя. И то не все. Джек смотрит прямо перед собой и ничего не отвечает. Она не сопротивляется, но у нее подергивается уголок рта – тик, который мне совершенно не нравится. Он говорит о том, что внутри нее идет какая-то кипучая борьба. С чем это таким она сражается? Какая часть ее естества одерживает победу, а какая терпит поражение?

* * *

С Фэлконом тоже явно что-то не то. Он надсадно дышит и по несколько дней не встает с постели. Мы все здесь разваливаемся на куски. Я никак не могу избавиться от ощущения, что Сандайл пожирает нас не хуже вставки, что вскоре здесь не останется ничего, кроме пыли на раскаленном ветру.

Мия хочет показать Фэлкона какому-нибудь врачу из Бона, но он отказывается. Под веками страшно расширенных глаз хорошо видно, как пожелтели его белки. Сердце в груди бьется мелкими толчками, дыхание угрожающе затруднено. В конечном итоге она решает не расстраивать его. Скорее всего, это просто грипп или какой другой вирус. Пациенты из ученых и врачей просто аховые.