Страшные истории Сандайла - [48]

По всему моему телу разливается тепло. Из нас двоих сентиментальна обычно я.

– Фэлкон, – говорит Джек, – мы с Роб хотели тебя кое о чем попросить.

– Ну что ж, давайте тогда поговорим, – отвечает он, направляясь к вытянутой в длину деревянной беседке на вершине ближайшего холма с бревнами вместо стульев, низенькими столами и трибуной. Именно там отдыхают взрослые, когда спадает дневная жара. Беседка выходит на запад, из нее открывается прекрасный вид на пустыню и синеющие далеко вдали горы.

– Я, пожалуй, сяду, – говорит Фэлкон, – если разговор предстоит важный. Это помогает сосредоточиться.

Затем подтаскивает к себе бревно и элегантным движением на него садится. Мы с Джек остаемся стоять перед ним.

– Фэлкон, – говорю я, но тут же умолкаю и беспомощно смотрю на Джек.

– Мы тут подумали и решили подать документы в колледж, – произносит она.

– Что ж, – отвечает он, приподняв бровь, – об этом, конечно же, действительно есть смысл поговорить.

– Но сначала нам хотелось бы походить с годик в обычную школу, чтобы научиться всему, что положено знать. – От страстного желания у Джек чуть не срывается голос. Ее рвение тотчас передается мне, хотя в действительности я его не разделяю. – Чтобы поступить в колледж, для начала надо закончить школу. К тому же нам надо узнать об очень многих вещах, таких как работа с деревом.

Я понятия не имею, где она всего этого нахваталась.

– Милые мои девочки, – говорит Фэлкон, – как же я рад, что вы ко мне подошли. Если хотите, мы можем внести изменения в ваш учебный план. Может, вам мало уроков игры на кларнете? Или, может, многовато занятий по арабскому?

– Мы хотим ходить в настоящую школу, – шепчет Джек.

Я чуть ли не читаю ее мысли. Зеленая лужайка, вскинутая в воздух клюшка для лакросса, развевающаяся юбчонка и товарищи по команде, восхищенно разинувшие рты.

– Но зачем? – спрашивает Фэлкон, выказывая неподдельную озадаченность. – Я и сам могу научить вас всему, что нужно знать.

– Это совсем другое, – продолжает Джек. Я предостерегающе кладу руку ей на плечо, твердое как скала. Она сжала кулаки, ее мышцы судорожно напряжены. – Мы хотим бывать в других местах. Почему нам нельзя хотя бы КУДА-ТО поехать? Так нечестно! Я хочу ходить в обычную школу и жить обычной жизнью.

Не знаю, что Джек подразумевает под обычной жизнью. У меня представлений о ней тоже нет. Что же касается школы, то единственным известным нам примером является Бингли-Холл, только вот насчет его обычности у меня есть сомнения.

Фэлкон мрачнеет лицом.

– Я старался дать вам не школу, а образование, – говорит он, – это гораздо лучше. И мне жаль, что этого вам оказалось недостаточно.

– Тебе нравится, когда вокруг тебя куча людей, – тихо произносит Джек, подпуская в голос яда, – правда, Фэлкон? Жаждешь, чтобы тебя все хвалили, говорили, какой ты хороший и добрый. Для тебя это что-то вроде небольшой страны, в которой ты избран президентом. А нас ты не хочешь отпускать, потому что от нашего присутствия тебе здесь хорошо.

С этими словами она хватает камень и с силой его швыряет. Пролетев мимо Фэлкона, тот попадает в одну из опор беседки. В синее небо взлетает сосновая щепка, оставляя на дереве свежий бледный скол.

– Джек! – полным ужаса голосом восклицаю я.

– Нет-нет, Роб, пусть выразит все, что у нее накопилось, – произносит Фэлкон и обращается к Джек: – Ты злишься, моя дорогая. Ну что ж, так тому и быть. Выпусти из себя пар.

Сестра буравит его взглядом, и, клянусь, я взаправду вижу, как ее кожа сочится гневом, как мираж над песком. Через несколько мгновений она начинает плакать – громко некрасиво всхлипывает, скалит зубы, растягивает губы в гримасе боли.

Фэлкон обнимает ее за плечи, она тут же сдувается, льнет к нему и говорит:

– Прости.

– Ничего.

По мере того как он гладит ее по голове, она постепенно успокаивается.

– Этим утром никаких рутинных обязанностей, договорились? Пойди лучше займись чем-нибудь приятным, чтобы с пользой провести время.

Эту фразу Мия и Фэлкон повторяют нам без конца, хотя я даже не знаю, что она означает. Когда Фэлкон гладит Джек по щеке, та вздрагивает и отстраняется.

– И еще одно, будьте добрее к Мии.

От того, что Фэлкон запретил нам школу, я чувствую в душе огромное облегчение. Всегда существовала жуткая возможность, что он посчитает это нашим общим решением.

На Великую Жертву Павел притаскивает сразу несколько охапок можжевеловых веток. Они потрескивают и шкворчат в костре, распространяя в ночи едкий запах. Сам он вертит в пальцах кусок бечевки, то завязывая ее узлом, то развязывая опять. Похоже, хочет что-то сказать, но в этот момент встает Мия. На ее серьезном лице пляшут огненные отблески. Джек в испуге с силой сжимает мою руку. Слово Мия берет, пожалуй, лишь раз в год. Неизменно бросает в огонь один и тот же предмет и тем самым только портит вечер, ведь нам становится ее жаль.

– Я оставила с ним в доме Алицию, – произносит она, – знала, какой он, но все равно оставила. Хотела напрочь позабыть о своем былом «я».

Мия вытаскивает из кармана кусок белой ткани, пропитанной маслом мяты. Мы явственно улавливаем его аромат, даже сидя по другую сторону от костра. Промасленная тряпка летит в огонь и воспламеняется, разбрызгивая во все стороны искры, как фейерверк.