Страшные истории Сандайла - [33]
Внезапно Нинева вскидывает голову, и на ее шее тревожно звякает колокольчик. Элси рядом с нами шарахается в сторону, напрягает шею и с силой натягивает веревку.
– Стой смирно, дура, – хлопает ее по боку Джек.
Эту корову она действительно любит. Элси вновь бьет ногами, вскидывая их высоко, будто пони, поэтому моя сестра хватает подойник, чтобы не пролить молоко. Но Элси все не успокаивается и мечется туда-сюда, будто надеясь таким образом освободиться.
– Что это она так переполошилась? – спрашивает Джек, и в этот момент воздух прорезает пронзительный, сиротливый звук.
От него в моей голове проносятся картины кораблекрушения, холодного тумана и океана. «Русалка», – думаю я, на ум приходят строки стихов, но тут же становится стыдно от собственной глупости. Какие русалки могут быть в пустыне? Не говоря уже о том, что их вообще нет.
Звук повторяется еще пронзительнее и сиротливее, чем раньше, хотя еще минуту назад это казалось невозможным. Крик безудержной тоски.
– Это что, призрак? – едва слышно шепчет Джек.
– Замолчи, – говорю я, радуясь, что ничего не сказала о русалках вслух. Потом вижу, как она напугана – в лице в тусклом багряном свете сарая ни единой кровинки.
– Если он, то это просто здорово, – решительно заявляю я, потому что призраками мы просто одержимы. Одержимы! По вечерам, когда гаснет свет, мы распаляем свое воображение, шепотом рассказываем страшные истории и гладим друг дружку по руке, от чего кожа трепетно покрывается холодной гусиной кожей. Обезглавленные женщины, обреченные возлюбленные, холодные туманы, хватающие руки и одинокий руль на погруженной во мрак автомагистрали. Мы ничуть не сомневаемся, что относимся к числу ранимых душ, наделенных даром видеть призраков, и полагаем, что постоянно бы их лицезрели, будь они здесь. Но если по правде, то чувствуем себя от этого далеко не лучшим образом.
Во дворе метет метла. Что-то грядет. Я как живую представляю ее в багряном закатном свете. Ее бледные, мертвые ноги приминают рисовую стерню, в пыли волочится ветхая, изодранная в клочья юбка, рот, издающий этот протяжный, жуткий вой, превратился в букву О с рваными краями. Это женщина, я это знаю. Знаю, и все.
Словно в ответ на мои мысли вой повторяется вновь. Я прикладываю к ушам ладони, но улавливаю лишь биение собственного сердца. А поскольку лучше от этого не становится, тут же их отнимаю.
– Она все ближе, – шепчу я Джек. – Думаешь, по нашу душу?
– Я тебя ей не отдам, – говорит сестра.
Но костяшки ее пальцев, сжимающих повод Элси, белые как мел. Обе коровы теперь пришли в возбуждение, каждая бодает головой. С глухим стуком Элси опрокидывает подойник, и по цементному полу в бетонную канавку течет жирная молочная река. Джек недовольно рычит и ставит ведро обратно. Молока мы потеряли не очень много.
Пронзительная песнь привидения вдруг обрывается и сменяется тихим всхлипом. Потом вновь раздается жалобный вой.
– Похоже на собаку, – говорит Джек.
– Вряд ли, Мия отвела всю свору в западный загон.
Бродить по Сандайлу псам запрещено. Но вой доносится вновь. Действительно похоже на собаку, но ни на одну из тех, которых я знаю.
Пронзительный вой псиного призрака повторяется вновь и тут же сменяется рычанием. Сказать, большой он или нет, озлобленный или напуганный, не представляется возможным. До него может быть как десять ярдов, так и три. Пустыня умеет шутить со звуками. Слышно какое-то движение, шелестит приставленная к стене сарая метла. Может, вихрь, а может, крупное тело, подкрадывающееся все ближе, наворачивающее вокруг дома все новые и новые круги. Что это – ветер, с воем носящийся меж досок сарая, или тяжелое дыхание зверя, который вдыхает наш запах, раскрыв огромную пасть?
– Пойду посмотрю, – говорит Джек, велит мне знаком остаться, а когда я машу головой, отчаянным жестом хватает стоящие у стены грабли.
Мы осторожно выходим в безмолвный зной, настолько палящий, что даже цикады и те застыли в полном молчании.
Я замечаю его первой – рыжеватое пятно, прячущееся в ощетинившемся колючками кустарнике за сараем. Дергаю за рукав Джек, которая поворачивается столь стремительно, что я чуть не падаю. У нее белое как полотно лицо, губы сжались в тонкую линию. Она готова дать отпор любому противнику, кем бы он ни был. Встает между кустами и мной, затем тихонько заводит меня за свою спину. От этого я чувствую себя в большей безопасности, хотя и не понимаю, что даже Джек может сделать против воющего собачьего призрака.
– Не двигайся, – велит она, – стой на месте.
А сама идет на пронзительный звук.
– Всего лишь щенок, – говорит Джек, с грохотом опуская на землю грабли. А сама дрожит так, что дребезжат их зубцы. – Но что здесь делает койот?
– Должно быть, учуял запах молока, – громким от облегчения голосом говорю я.
– Не подходи близко, – опять предупреждает она. Но он совсем еще маленький.
Койот запрокидывает назад голову и издает тот самый душераздирающий вой. Я осторожно подхожу ближе. Теперь вижу, чем он отличается от собаки. Густая, гофрированная шерсть и дикий блеск в глазах, в которых слишком много золотистого цвета. Коричневато-красная морда, на голове двумя щитками торчат уши. Шерсть достаточно короткая, чтобы увидеть в ней уйму клещей. Койот рычит на меня и скалит зубы, похожие на иглы из слоновой кости.
