Страшные истории Сандайла - [32]

Я хочу сказать, что не хотела, но выходит у меня совсем другое:

– Ты меня напугала.

Она закрывает глаза и на миг замирает в такой неподвижности, что я даже боюсь, как бы она не превратилась в Бледняшку.

– Мам? Мам? Где твой телефон?

В этот момент мне совсем не важно, боюсь я ее или нет. Я не могу допустить, чтобы моя мама умерла.

– Нет, – говорит она, – разберемся с этим вдвоем, ты и я.

А где Бледняшка Колли и щенок Дампстер? Пропали. Мою маму боятся даже призраки.

– Мы приехали сюда из-за того, что ты пыталась сделать с Энни, – говорит мама.

Я молчу. Здесь нечего сказать.

– Как же ты на нее похожа, – продолжает мама, – особенно когда злишься. Порой мне кажется, что, если я буду с тобой достаточно строга, это изменит то, что случилось с Джек. Знаю, что в этом нет никакого смысла. Прошлое всегда хватает тебя за шею и душит, правда?

– Не знаю, – отвечаю я, потому что мне всего двенадцать лет и никакого прошлого у меня еще нет.

Она встает, протягивает руку и стряхивает с моей щеки волосок.

– А кто такой Джек?

– Не такой, а такая, – поправляет меня мама, – так звали мою сестру.

– Никакой сестры у тебя нет, – говорю я.

– Но была раньше.

– Вы были подруги?

– Мы были так близки, как только могут два человека, не сливаясь в одного.

Какая странная мысль. Мама всегда казалась мне самым одиноким человеком во всей вселенной.

– Какой она была?

На мамином лице отражается замешательство.

– Честно говоря, я не знаю, – отвечает мама, – особенно под конец, когда мы потеряли друг друга.

– И что с ней произошло?

– Как что… Сандайл.

Я киваю, ведь сандайл – это большие солнечные часы, отсчитывающие время, дни и минуты жизни. Жить в месте, где подобным образом трактуются жизнь и смерть, может быть опасно.

– Я понятия не имею, что делать, – говорит мама, – то, как ты обошлась с Энни… Со стороны кажется, что частичка твоего естества в определенном смысле уже умерла.

– Верно, – чуть ли не с благодарностью произношу я, потому что как раз это и чувствую все это время.

– Может, дочерям не всегда нравятся их матери, – продолжает она. – Не знаю. Свою я даже не знала.

Она на несколько мгновений умолкает, потом говорит опять:

– Важно только то, что мы делаем. А на деле ты собиралась причинить вред Энни. Своей сестре.

– Неправда.

Будь Энни рядом, она бы с ума сошла от этих моих слов. Из ее глаз брызнули бы слезы, а тоненький детский голосок прошептал бы что-то типа «Мам, не злись, Колли не будет тебе так врать». Для меня она всегда жуткая головная боль, но, когда ее нет рядом, я по ней страшно скучаю.

– Ты всегда, всегда должна защищать сестру, – почти плачет мама.

– Знаю.

От того, что она права, а я не выполнила работу как следует, я чувствую себя ужасно.

– Скажи мне, Колли…

В голосе мамы сквозит не столько злость, сколько задумчивость, от чего мне становится еще страшнее.

– Та история с пузырьком лекарств… она повторится снова?

Я со всех сил зажмуриваю глаза, но по щекам все равно катятся колючие, блестящие слезы. Мы говорим о том, что запрятано глубоко-глубоко. Она словно засунула мне вовнутрь свою руку.

– Да, – шепчу я, – она повторится снова.

Она кивает и говорит:

– Спасибо за искренность. Ты молодец.

– И что теперь будет, мам?

– Помоги мне встать, – отвечает она, – нам надо поговорить.

Мама пьет чай из крапивы, над которым поднимается пар. Мне она приготовила горячий шоколад с пастилой. В комнате царит полумрак. Мы сидим на диване и смотрим в холодную пустынную ночь, чувствуя себя в безопасности за оконным стеклом. При взгляде на нас можно подумать, что мы самые обыкновенные мать и дочь. И никому даже в голову не придет, что сегодня днем я ее чуть не убила.

– Мам, – говорю я, – съешь что-нибудь, пожалуйста.

– Я расскажу тебе правду, Колли. Объясню, почему ты должна осторожнее относиться к своим чувствам и поступкам. Гораздо осторожнее любого другого человека.

«В глаз иглу воткни…» – шепчет Бледняшка Колли.

«Заткнись», – цыкаю на нее я.

А вслух отвечаю:

– Я готова.

Иногда мне кажется, что все происходит здесь и сейчас, прямо в моей шкуре, что прошлое, настоящее и будущее смешиваются в одно целое. Именно так и происходит, когда она начинает говорить.

Роб, ког

Призрака коровы слышат быстрее нас. Мы почти закончили их доить, и я приваливаюсь к боку моей любимицы Ниневы, вдыхая в закатных сумерках стоящий в сарае аромат сена. Это красивая корова с оленьими глазами и молоком, обладающим насыщенным, миндальным запахом. Шкура у нее цвета надраенного до блеска пенни. Она редкой породы, которую разводят в очень холодном климате. Иногда мне кажется, что она так светится на солнце, потому что страшно рада его видеть. А поскольку она постоянно где-то бродит, мы повесили ей на шею колокольчик, который сейчас, когда она поворачивает голову, чтобы на меня посмотреть, отзывается тихим звоном.

Джек вполголоса проклинает Элси, которая топчется на месте и переступает с ноги на ногу. В металлический подойник тихо льется молоко. Элси брыкается. Не то чтобы сильно, и не столько лягается, сколько пихается, но я все равно подпрыгиваю и расплескиваю молоко. Поэтому доит ее всегда Джек.

Нам обеим по семнадцать лет. Она старше меня всего на пару минут, но гораздо более