Страшное Проклятие - [2]

Они встретились в дверях маленькой комнаты. Фёдор был в рваной майке, огромных семейных трусах, уличных сандалях, нацепленных на босую ногу. Лицо его светилось радостным возбуждением, волосы торчали во все стороны, упругие вены вздулись у висков.

— Проходи скорей! — громогласно изрёк Шкода, без церемоний усадил Эдика в скрипучую кровать, сам оседлал единственный стул, эффектно, словно пещерный человек, стремящийся выжать огонь, потёр ладони рук и, откашлявшись, приступил к чтению.

Повесть с интригующим названием "Малыш и мир" начиналась своеобразно:

"Больше всего на свете Мария любила свою работу. Каждый день приносил ей новые знакомства, новые ощущения и наслаждения. Работа доставляла ей истинное удовольствие, ни с чем не сравнимую радость, возвышающую чувство собственного достоинства. И как можно не радоваться, когда прекрасно знаешь своё дело, когда твоё ремесло, твой вдохновенный труд расправляет мужчинам морщины, делает их стройными, красивыми и мужественными.

Мария работала проституткой в гостинице "Москва". Её трудолюбие не имело предела, и в поисках новых связей, новых клиентов она ждала известного всей округе Женьку Титова, сутенёра по кличке Малыш".

Слегка шокированный таким началом, Эдик улыбнулся, припоминая, что у Шкоды в студенческие годы имелся недруг, которого так же звали Женька Титов. Фёдор принял улыбку Эдуарда за одобрение и продолжил чтение:

"Малыш запаздывал. Мария прислонилась к столбу и нежилась в лучах повисшего над самой линией горизонта солнца, окутавшего всё вокруг себя мягким, ласкающим как прикосновение матери светом".

— Погоди, — прервал повествование Эдик, — ты когда-нибудь видел в городе солнце, повисшее над самой линией горизонта?

— Что? — удивился Шкода, явно не ожидавший такого замечания. — Известно ли тебе, что солнце скрывается за горизонтом, а потому перед закатом всегда висит над самой его линией?

— Но в городе же дома, они мешают созерцать горизонт…

— Это не важно. Если кто спросит, скажу, что действие происходит на пустыре, — прервал Эдика Шкода. — Скажи лучше, как начало? Красиво написано?

— Ничего себе, — хмыкнул Эдик, и удовлетворённый Фёдор стал читать дальше.

Повествование разворачивалось своим чередом, становилось всё более напряжённым. Но вскоре прозвучал эпизод, заставивший Эдика прервать приятеля вновь. Во время очередного приёма трудолюбивой Марией иностранного туриста группа озабоченных милиционеров устраивает в гостинице облаву, и когда дверь номера Марии выламывают вооруженные люди в масках, иностранец нагишом выскакивает в окно и мчится по спящему городу с закрытыми глазами, чудом проскакивая перед самым носом изумлённых водителей грузовиков, легковушек и маршрутных трамваев.

— Как же так? — удивился Эдик. — Как можно бегать с закрытыми глазами?

— Из-за возбуждения. От страха закрыл и бежит. Этой сценой я чётко передаю состояние перепуганного человека, — с достоинством ответил Шкода.

— Но в городе нельзя так бегать! В дом врежешься или…

— Да ты не понял! Это же метафора, преувеличение.

— Странная какая-то метафора.

Настойчивость Эдика разозлила Шкоду:

— Что привязался: город, дома! Слепые вообще не видят. И ничего — живут!

— Ладно, — обречено вздохнул Эдик, — ты автор — тебе видней.

— То-то же, — успокоился Шкода и попросил не перебивать его больше с ерундой.

Эдик хотел было напомнить, что ночью маршрутные трамваи не ходят, но это замечание показалось ему таким незначительным, ничтожным, не заслуживающим драгоценного внимания великого автора-новатора, что он прикусил язык и вскоре, слушая монотонную речь Фёдора, чуть было не задремал. Однако хохот автора вывел Эдика из оцепенения. Глядя на радующегося писателя, он также не смог сдержать улыбку.

— Правда, хороший анекдот? — отсмеявшись, поинтересовался Фёдор.

— Какой анекдот? — спросил Эдик.

— Который Мария рассказала клиенту.

— Извини, я что-то не совсем понял его смысл.

— Ну, как же? — удивился Шкода. — Приходит Чебурашка в магазин и спрашивает: "У вас леписины есть? Продавщица поправила: "Не леписины, а апельсины. Нет апельсинов". На другой день опять: "У вас леписины есть?" — и так всю неделю. Продавщице надоело поправлять, она и говорит: "Ещё раз скажешь "леписины" — прибьём за уши к прилавку". На следующий день Чебурашка приходит и спрашивает: "У вас гвозди есть?" — "Нет". — "А леписины?".

— Да, — задумчиво сказал Эдик, — хороший анекдот. Только вот мне кажется, что проститутки клиентам такие анекдоты не рассказывают.

— А какие, по-твоему, рассказывают? — недоумённо спросил Шкода.

— Если только постельные. И речи с клиентами ведутся совсем не такие, как в твоей повести, и образ жизни у проституток не такой, и работу свою они не любят.

— А ты откуда знаешь? — недовольно спросил Шкода.

— Догадываюсь, — ответил Эдик.

— Догадываюсь, догадываюсь… — передразнил Шкода. — Можно подумать, что ты сам проституткой в гостинице работаешь.

Эдик не стал тратить время на возражения, потому что с нетерпением ожидал, когда повествование наконец-то закончится и можно будет поехать домой отоспаться. Но писатель мучил его своей повестью ещё целых три часа. Когда он окончил чтение, Эдик, поблагодарив за оказанное ему доверие, собрался было уходить. Шкода задержал его у порога: