Страшнее пистолета - [5]

— Нет, что вы, меня все устраивает! — Маленькие круглые глазки испуганно заметались по прихожей.

Только сейчас Кирилл заметил, что домработница внешне очень напоминает Мышь из мультфильма его детства «Дюймовочка». Стянутые в узел волосы акцентировали внимание на крупном носе, вокруг которого теснились бусинки глаз и невразумительный ротик. И массивная нижняя часть при довольно узких плечиках и тонких лапках — ой, что это я — руках, конечно же. Захотелось даже проверить, не торчит ли из‑под мешковатой юбки длинный омерзительный хвост.

Но — прежде всего дело. Кирилл с шумом втянул воздух и продолжил:

— А у меня создалось впечатление, что вы очень хотите уволиться. Что ж, не буду препятствовать, оставьте ключи и можете быть свободны.

— Но почему? За что? — Лицо Натальи покрылось некрасивыми красными пятнами, руки затряслись. — Что я такого сделала?

— Не понимаете, значит? — он терпеть не мог, когда начинался такой вот любительский спектакль, поэтому давление взгляда усилилось.

— Нет!

— Что ж, тем хуже. Если бы признали свою неправоту и объяснили мотивы, заставившие вас делать это, я, может, и не стал бы вас увольнять. До вчерашнего дня меня вполне устраивала ваша работа.

— А что вчера, что? — Светло‑голубые, почти бесцветные пуговки заслезились. — Я что, украла что‑нибудь или разбила? Или ужин невкусный был?

— Вы всего лишь пустили в мой дом совершенно постороннего человека, — сухо пояснил Кирилл, внимательно наблюдая за реакцией домработницы.

— Что значит — постороннего? — фальшиво удивилась Наташа, всплеснув лапками. — Это же Машенька, ваша невеста, она так сказала. Хотела сделать вам сюрприз!

— Прекратите молоть ерунду! — поморщился Кирилл. — Кофе из нее все равно не сваришь. Ваше вранье настолько убого, что…

— Да почему же вранье? — разыграла возмущение женщина. — Она показала фото, где вы ужинаете в ресторане и мило беседуете. Показала свой паспорт и даже отдала мне его ксерокопию, мол, если вдруг что — ее всегда найти можно! Разве воровка так поступит?

— А еще что отдала? И сколько? Сумма вас вполне устроила?

— Но… — Ох, глазки, глазки, предательские бусины, что ж вы так мечетесь, а? Сдаете ведь хозяйку со всем содержимым. — Я же…

— Хватит! — рявкнул Кирилл. — Отвлечемся на минуту на то, что квашня, которую вы пустили, могла бы быть дамой моего сердца лишь в кошмарном сне. За время, проведенное здесь, вы не раз подвергались атакам моих настоящих пассий, ставших вдруг бывшими против их желания, но держались стойко и на провокации не поддавались. Даже на денежные, поскольку дорожили своим местом. Интересно, сколько предложила вам Маня, раз вы решили рискнуть?

— Я… Мне… Кирилл Константинович, простите! — завыла Наташа, бухаясь на колени. — Понимаете, у меня дочка… Она давно мечтала о пластической операции. Очень уж хочется девчонке красивой быть, а она на меня похожей уродилась, такая же убогая‑а‑а… — вой перешел в горький плач.

Кирилл, как и большинство мужчин, терпеть не мог женских слез. Податливым пластилином он не становился, но делал все возможное, чтобы фонтан иссяк.

Он подошел к рыдающей женщине, помог ей встать и отвел в кухню. Усадил на стоявший возле стены стул (чтобы была дополнительная опора на случай усиления истерики), налил воды в кружку и почти насильно заставил Наталью выпить все до донышка. Она захлебывалась, обливалась, но в итоге рыдания прекратились.

— Успокоились? — сухо проговорил Кирилл, протягивая зареванной женщине пачку бумажных платков. — А теперь рассказывайте, только кратко, самую суть, без эмоциональных лирических отступлений.

— Ага, сейчас, — закивала Наташа, быстренько извела на осушение текущих по физиономии ручьев всю пачку платков, а потом начала: — Так вот. У меня есть дочь, Кристина, ей восемнадцать лет. Отца у нее нет, я родила девочку для себя. Надеялась хотя бы от красивого мужчины ребеночка родить, чтобы на папу был похож, но разве ж на меня такие, как вы, посмотрят!

— Я же просил — без эмоций! — поморщился Кирилл.

— Извиняюсь. В общем, Кристинка родилась вовсе не от красавчика, но я думала, что она, как это часто бывает, возьмет от родителей лучшее. А она… она собрала самое плохое. В школе ее мальчишки Клизмой дразнили. Она обижалась, конечно, плакала, потом замкнулась и ни с кем не дружила. А потом ее угораздило влюбиться в самого красивого мальчика школы! И пусть бы он как‑нибудь мягко отказал моей девочке, так нет же! Он жестоко надсмеялся над дочкой, сволочь смазливая! А Кристинка таблеток наглоталась! Хорошо, я в тот день пораньше домой пришла, тяжко как‑то на душе было. Успели откачать…

— Когда это случилось?

— А вот как раз перед тем, как я к вам на работу устроилась. Мне с прошлого места пришлось уйти, дочку выхаживать да караулить, чтобы она опять не попыталась руки на себя наложить. Она, бедняжка, все зеркала из дома повыбрасывала и целыми днями сидела в своей комнате, уставившись в одну точку. И тогда я пообещала дочери, что из кожи вон вылезу, а соберу ей деньги на пластическую операцию! — в глазах женщины вспыхнул фанатичный огонь, пальцы судорожно сжались в кулак. — И Кристинка ожила! Она поступила в техникум торговли на продавца, хорошо учится, девочки в группе с ней дружат, никто не обижает и не издевается. Дочка уже клинику подобрала, сходила туда на консультацию, хирург ее обнадежил и даже нарисовал, как она будет выглядеть после операции. Вернее, нескольких операций, сразу не получится. Теперь этот рисунок висит у дочки над кроватью и помогает ей жить. Я каждый месяц откладывала с зарплаты деньги, удалось уже приличную сумму собрать. И вдруг три дня назад Кристинке позвонили из клиники и предупредили, что со следующего месяца стоимость их услуг вырастет на двадцать процентов, и тогда придется ждать еще несколько лет, пока я насобираю. Дочка, конечно, в плач, ее пожалели и пообещали, что, если она внесет деньги за все операции сразу до конца месяца, то ей их будут делать по старой цене. Но на все операции нам не хватало еще трех тысяч!