Странствия с моим гуру - [65]

Суд признал рыбака пропавшим и дал указание о дальнейшем расследовании этой истории. Для вынесения приговора недоставало вещественных доказательств.

— Разве вы допускаете мысль, что они действительно совершили такое преступление?

— Да. Но нельзя осуждать на основе убежденности. Лучше освободить виновного. В противном случае это прямой путь к осуждению невинных.

— На юге совсем другие обычаи. Вы должны были сталкиваться со многими таинственными историями?

— О да, я собираю разные странные поверья, — улыбнулся Нараин. — Например: после захода солнца ни одна беременная женщина не выйдет за порог, потому что колдуньи могут ее лишить ребенка. Как они это делают? Одурманивают настоями, а потом крючком из гибкого бамбука вырывают плод. Тремя ударами ножа надрезают зеленый кокосовый орех, еще висящий на пальме, вкладывают в орех плод, потом затыкают вырезанным куском, который зарастает. В этом пальмовом лоне эмбрион растет и, изъятый, после того как орех сорван и расколот, становится маленьким зловредным карликом, которого ведьмы используют для услуг: для спаивания любовным напитком или для того, чтобы всыпать яд в рот спящему.

— Ведь это же сказки? — возмутился я.

— Да, это, к счастью, уже сказки. Но, однако, мне показывали женщин, у которых ведьмы украли плод. Ходили беременные, а как пришла пора родить, только воды сошли, а ребенка не было.

— Истерическая беременность.

— Может быть. Во всяком случае женщина, которая ожидает ребенка, не выходит ночью из дома и не принимает никаких напитков из рук незнакомых людей. Бытовой запрет. Вероятно, предостерегающий закон. За этим всегда что-нибудь кроется, какие-нибудь возможные зловещие действия.

— Мы унаследовали от предков непонятные страхи, остерегаемся неизвестных магических действий. Даже мы в цивилизованной Европе тоже стучим в некрашеное дерево, радуемся, если найдем подкову, верим в счастливые числа…

— Но в истории, которую я вам рассказал, было нечто большее: там пытались навязать власть, обезоружить село страхом. Это грозное искушение. Если те женщины не совершили приписываемого им преступления и все же признались, значит, они добровольно приняли на себя его бремя, только бы стать первыми лицами на селе, обрести зловещий авторитет.

— И подумать только! Все это происходило не столетия назад, а всего месяц, в 1958 году, в ста километрах от атомного реактора, который олицетворяет будущее, давая в руки человечества такие могучие силы, какие и не снились колдунам из сказок.

Нараин уходил, его обнаженная нога белела из-под легкого дхоти.

Прием окончился. Посол и советники стояли у порога и с деревянной улыбкой пожимали гостям руки. От ламп с треском отскакивали сверчки.

— Ну вот, и кончился вечер, — с облегчением вздохнул секретарь, — Тебе было очень скучно с этим Нараином?

— Почему? Я очень доволен беседой с ним.

— Он рассказал тебе что-нибудь интересное? Его не касается политика.

— К счастью. Мы говорили о колдуньях и о власти. Ну, спокойной ночи.

Я уходил в глубину сада, направляясь к открытым воротам. Перестал шуметь фонтан, гасли огни. В кронах деревьев распевали цикады. Я обернулся.

Секретарь стоял в лучах света лампы и подозрительно смотрел в мою сторону.

ПРОКЛЯТАЯ ДРАГОЦЕННОСТЬ

Я не любил этого снобистского отеля — длинного одноэтажного здания с разноцветными верандами, опутанными цветущими лианами. В соломенных креслах сидели седовласые старушки, похожие на карикатуры «Панча», и вязали на спицах. В веревочных сумках лежали клубки старательно смотанной шерстяной пряжи. Старушки читали дешевые романы или тонкими девичьими голосами требовали двойное виски со льдом, потому что пить умели не хуже королевских драгунов. В бессмысленном удивлении их голубоватые глаза смотрели на торговцев кружевами, на укротителей змей, расставлявших на земле плоские корзины с кобрами или перепоясанных четырехметровым питоном в колено толщиной, на фокусников, которые показывали разные штуки с канарейками[32]. На самом солнцепеке в оцепенении сидели бородатые гадальщики, уверенные, что и до них дойдет очередь. Жестом руки старушки подзывали изысканных посредников, посланных магазинами украшений. Те склонялись к уху пожилых дам, почти щекотали их напомаженными усами, расхваливая варварски отшлифованные камни. Пухлые надушенные руки подсовывали богато позолоченные визитные карточки с адресами.

А чистенькие, самоуверенные старушки прятали карточки, кивком головы отпускали фокусников и возвращались к книжкам и рукоделию. Иногда они стучали перстеньком о стакан с виски и погружались в сладостные раздумья. Их мало интересовало посещение достопримечательностей, просто у них были деньги и достаточно энергии, чтобы путешествовать, вот их и носило по свету. Может быть, они хотели похвалиться в кругу приятельниц на званом вечере: «Индия? Конечно, знаю, там плохо готовят баранину…», «Агра? Была. Меня даже заставили, чтобы я, как дикарь, босиком входила в их часовню».

Сейчас нет на свете такого уголка, куда не заносило бы старых состоятельных американок и англичанок.

Я поставил машину, и парни в красных тюрбанах принялись смывать с нее пыль. Для них это был предлог к веселью. Они поливали друг друга струей из резинового шланга и орали в радужном дожде. Довольно скоро я убедился, что бар тоже оккупирован старыми дамами. Они громко щебетали, обменивались замечаниями по адресу сопровождавшей меня индианки, крутясь на высоких креслицах и назойливо всматриваясь в нее.