Странствия по поводу смерти - [18]

Они не зажигали света вообще, хотя в Петербурге рано темнеет в эту пору.

Только в ванной можно было просматривать чемоданы и ящики.

Ванная стала у них штабом.

Дамы питались запасами гречки и сгущенки, Валяшка знала, что хранить до следующей блокады.

Рылись, копались в шкафах, в книгах, все обшарили под потолками.

В хозяйстве имелась древняя стремянка. Но на нее вставать было опасно.

Однако еще были и столы вместо стремянки. Вера с мамой таскали эту тяжеленную мебель на руках, не везли по полу. Чтобы не возбуждать интереса нижних соседей.

Ходили в носках. Их у Валяши имелся целый пакет, но почему-то разных. Шерстяные были поедены молью, но толстые хлопчатые остались.

Моль летала повсюду, потревоженная в своих гнездовьях.

Но вяловато, потому что форточки были открыты, в квартире стоял промозглый холод. Иначе от моли было не спастись.

Итак, стул на стол – и верхняя полка достижима.

Свет дамы не включали. Но телевизор при первой же возможности посмотрели. В новостях сообщили о катастрофе на шоссе, повлекшей гибель водителя, пассажирки и мотоциклиста.

И ни слова о похищении крупной партии алмазов с приисков на некой реке N, N-cкой области N-cкого р-на.

И после размышлений, поисков и борьбы с пылью и молью наступил радостный момент – все это благодаря маме Лоре и ее пробудившимся фамильным способностям.

Она как бы вобрала в себя, оказавшись в родной квартире, все уловки разума и глобальные хитрости предыдущих женских поколений, уже даже на генетическом уровне.

Короче, две дамы обнаружили драгоценности семьи, и где – все там же, в огромной ванной, где проводился глобальный розыск. В висячем шкафчике с лекарствами, в старой, даже древней, железной коробке от печенья двадцатых годов времен НЭПа (две дамы на крышке эпохи чарльстона, кудрявые, прямо как Вера с мамой) – и со старыми, тоже древними, лекарствами.

И, о чудо: в каждом антикварном пузырьке, закрытом на резиновую пробку и сверху на непромокаемую компрессную бумажку, обмотанную резиночкой, были обнаружены погруженными в йод и зеленку, в календулу и в раствор чего-то красного – они, золотые и платиновые кольца и серьги с камушками прозрачными, красными и реже – с зелеными. Правда, первоначально они были цвета раствора, пришлось их помыть, чтобы разглядеть.

А диадема, жемчужное многоярусное колье и два ожерелья нашлись в старой резиновой клизме, в пакете, обмотанном грязным бинтом с коричневыми пятнами, и с нечистым старым наконечником клизмы на поверхности бинта, приклеенном пластырем. Выглядело это тошнотворно.

Мать с дочерью, столь же умные, как и Валеска, ничего не стали менять в этом карнавале, и в дальнейшем всюду таскали с собой эту булькающую тетину древность, пока не сняли в хорошем банке (не у нас) сейф.

Валяша хранила свой клад до лучших времен, на самом деле до худших – как и почти не ношенные теплые вещи в шкафу. Опять-таки в ожидании блокады.

Однако моль не дремала и блокады не дожидалась.

Маме Лоре пришлось все эти тюки, свитера и польта, а также три одеяла бывшей верблюжьей шерсти, отнести в мусорный контейнер, который немедленно был окружен облаком летучих теней, которое облако быстро исчезло под питерским снегом с гвоздями (выражение семейное, воскрешенное мамой Лорой при первом визите на помойку).

Домой, в Москву, Вера с мамой не вернулись, на рынке купили другие (ношеные) телефончики, и через подругу по новым телефонам мама сдала московскую квартиру, выслушав соболезнования по поводу гибели Веры.

Мама зашла к соседям, к своей еще детсадовской подружке.

И та раскрыла главную тайну – сказала, что Валяша приватизировала квартиру, хотела все продать и уехать в Литву, на границу с Польшей, купить там хутор и жить на своем молоке – такие были планы. Но факт приватизации скрывала, чтобы не убили.

Бедная Валяша все еще ждала своего возлюбленного.

После этого сообщения поиски в ванной принесли еще одну находку.

Документы на квартиру мама с дочкой нашли, но в другой клизме и в другом пакете, тоже заляпанном и с наконечником в придачу.

Да, и Валяша все-таки призналась соседке, как они расстались с Раскольниковым.

Когда она стала его гнать из-за неотданной сдачи и запаха спиртного, он встал на колени и сказал ей с притворной слезой: «Я брат твой! Я бедный брат твой! Меня записали Виктор Иванович! Я в архиве детского дома обнаружил документ, кто меня нашел на станции новорожденного и кто дал мне свою фамилию! Я вел розыски!»

Причем старик лысый.

Валеска отвечала, что уже нажала в телефоне кнопку милиции. У нее договоренность, что они сразу приезжают.

И он ушел. Вытер слезу и исчез.

Настоящий Раскольников. Хорошо не убил. Хотя убивать ему резона не было, никаких ценностей у Валяшки на поверхности не имелось. Шкафы и старые стулья еще попробуй укради.

– Это тот ребенок Маньки, – сказала потом Лаура, дочь мамы Оли. – Он был сыном папы нашего. Да, коллективизация и борьба с кулаками… Искал всю жизнь, наверно, и нашел данные.

Очень быстро они с мамой продали недорого питерскую квартиру со всей мебелью и книжными сокровищами (сменивши четыре ключа в двери), и дошлые, знающие покупатели свели их с некими людьми (зарубежные паспорта и еврогражданство), а затем автобус унес маму с дочкой в дешевое автобусное путешествие по Европе, очень удобное – билеты во все музеи были заказаны, ночлег в хороших гостиницах две звезды, со стандартным завтраком – булочка, упаковка с джемом и упаковка с сыром, каждая в 25 граммов, и кофе.