Странствия - [177]

Диого Соарес, видя, что встречи с королем не избежать, захотел взять с собой шесть или семь слуг, но ширка не разрешил ему и этого, сказав:

— Я выполняю лишь то, что приказал мне король, а велел он тебе явиться одному, а не всемером, ибо время, когда ты хаживал, как я сам видел, со свитой, отошло с того дня, когда покончили с тираном Бирманцем, через которого ты, как через трубку, надувался дерзостью и надменностью, как видно из черных дел твоих, за которые ты нынче будешь держать ответ перед господом.

И, взяв его за руку, повел его рядом с собой под охраной более трехсот человек, что всех нас привело в великое смущение.

Пройдя так по всем улицам, он довел его до базарной площади, главной в городе, где торгуют самыми разнообразными товарами, и тут с Диого Соаресом неожиданно столкнулся его сын Балтазар, возвращавшийся из дома одного купца, к которому отец послал его утром получить небольшой долг. Когда сын увидел отца под стражей, он соскочил с коня и, бросившись к его ногам, воскликнул со слезами на глазах:

— Что случилось, отец, и за что вас ведут под конвоем?

На что Диого ответил:

— Спроси о том грехи мои, они тебе ответят, ибо сейчас, сын мой, я как во сне.

Они бросились друг другу в объятия и оставались так, обнявшись, довольно долго, пока ширка не велел Балтазару Соаресу удалиться, но тот не послушался, так как никак не мог оторваться от отца. Тогда конвойные грубо оттянули его и толкнули при этом с такой силой, что он упал и разбил себе голову в кровь. Затем они несколько раз его ударили, отчего отец без чувств свалился на землю. Когда он пришел немного в себя и попросил пить, ему не дали, после чего, воздев руки к небу, он воскликнул:

— Si iniquitates observaberis, Domine! Domine, quis sustinebit? [7] Но, уверенный в бесконечной драгоценности вашей крови, пролитой за меня на кресте, я смогу сказать с великой убежденностью: Misericordias, Domine, in aeterno cantabo [8].

И, дойдя в великом сокрушении до пагоды, куда приказал привести его король, и увидев огромное скопление народа, он, как говорят, остолбенел, а потом, после нескольких мгновений нерешительности, обратился к португальцу, которого разрешили допустить до него, чтобы немного его подбодрить и укрепить в вере, и спросил:

— Господи Иисусе! И все эти люди пришли обвинять меня перед королем?

На что ширка ответил:

— Не время тебе теперь думать об этом. Разве нет у тебя ума понять, что такое народ, когда его взбаламутят? Его всегда на дурное тянет, такая уж у него природа.

Тут Диого Соарес заплакал и сказал:

— Ясно вижу и понимаю, что смутили его мои грехи.

— Так знай, — вставил ширка, — что такова награда, которую люди дают тем, кто при жизни так пренебрегал божественным правосудием, как ты. Моли бога простить тебя, и в тот короткий миг, который остается тебе жить, раскайся в совершенном тобой, и, быть может, это тебе пригодится более, чем все золото, которое, возможно, достанется тому, кто послал тебя на казнь.

Диого Соарес опустился на колени, обратил взгляд свой на небо и, заливаясь слезами, произнес:

— Господи Иисусе Христе, во имя священных страстей твоих сочти на правом суде своем достаточным обвинение, возводимое на меня этими десятью тысячами голодных псов, да не останутся втуне великие труды твои во спасение души моей, хоть и не был я их достоин.

После чего, поднимаясь по лестнице, ведущей к площадке перед храмом, он, как уверял меня сопровождавший его португалец, прикладывался губами к каждой ступени, трижды произнося Христово имя. Когда же он добрался до верха, Мамбогоа, державший идола в руках, громко воскликнул:

— Пусть среди ночи изничтожатся мозги у детей того, кто не бросит камня в эту проклятую змею, дабы пороки ее, взывающие к такому возмездию, понесли достойную кару на судилище всевышнего.

Тут на осужденного посыпался такой град камней, что в одно мгновение Диого Соарес оказался засыпан горой булыжников и гальки, которые люди швыряли так безрассудно, что поранили многих присутствующих. Через час несчастного Диого Соареса под страшные крики и вопли толпы извлекли из-под камней и разорвали на куски, которые мальчишки вместе с головой его и кишками долго еще волочили по улицам, получая милостыню в награду за святое и богоугодное дело, как казалось народу.

А когда король приказал немедленно отправиться к Соаресу в дом, чтобы забрать его имущество, погром там из-за алчности этих голодных собак учинен был такой, что даже ни единой черепицы на крыше не осталось. В доме, однако, не было найдено все, что предполагалось, а потому схватили слуг и подвергли их столь жестоким пыткам, что все тридцать восемь умерли, в том числе семь португальцев, безвинно пострадавших за грехи, в которых они не были повинны. Награблено было всего на шестьсот золотых бис, иначе говоря на триста тысяч крузадо, не больше, не считая богатой посуды и мебели, но драгоценных камней не нашли ни единого, а посему стали говорить, что Диого Соарес к этому времени успел все зарыть в землю, но куда, так никогда и не смогли узнать, как ни старались. Между тем, как стало известно впоследствии со слов людей, знавших его в пору его благоденствия, имущество его по местным ценам должно было составлять более трех миллионов золотом.