Странствия Афанасия Никитина - [18]

Главную роскошь султанского шествия составляли слоны. «Без слонов в царстве нет благолепия. Слоны — главная военная сила царства», — говорится в одном индийском стихе.

Видел Никитин слонов в обычном, повседневном виде «в попонах сукнянных, да по четыре человека на слоне седят нагых, одно платище на гузне».

На праздник улу-байрам слоны выводились, как на битву.

Боевые слоны были в «булатных доспехах», в броне, а на спине у них возвышались «городки» — башенки, нередко окованные железом. В «городках» сидело от шести до двенадцати вооруженных воинов. К клыкам были привязаны два огромных меча, а в хоботе слон держал тяжелую железную гирю.

Снаряженный таким образом слон при тогдашнем вооружении был для неприятеля страшнее, чем в наше время танк. По старинным воззрениям каждый слон заменял пятьсот всадников, а если на его могучей спине сидел еще десяток отборных воинов, то и всю тысячу.

В процессии султана участвовал особый слон, которого Никитин называет «благим». Этот слон шел непосредственно перед султаном. Наряженный в парчу, этот особо выученный слон размахивал железной цепью и не позволял никому приблизиться к султану.

Молодой бидарский султан едва ли занимался чем-нибудь иным, кроме процессий. Это было его самое ответственное правительственное дело. По свидетельству Никитина, страну «держат бояре» — правят сановники. По его же замечанию, «княжат все хоросанци, и бояре все хоросанци». Впрочем, хотя большинство пришлых иноземцев, правивших страной, служивших в отборных войсках султана, составляли хорасанцы, но были среди них и персы из других провинций, и турки, и афганцы.

Таким пришлым человеком был первый сановник Бидара Махмуд Гаван Малик-ат-туджар или «Мелик-тучар боярин», как называет его Никитин.

Фериштэ, индо-персидский историк XVI века, рисует Махмуд Гавана образцом всех человеческих добродетелей.

Махмуд Гаван был персиянин знатного рода. Его предки в течение нескольких поколений занимали высокие посты при правителях Гиляна. Такая же блестящая будущность ждала и молодого Махмуда. Но семья его попала в опалу, и он отправился путешествовать. Где торговцем, где простым путешественником — он объездил много стран, знакомясь с тогдашними мудрецами и учась у них. Фериштэ уверяет, что Махмуд Гаван был образованнейшим человеком мира: он и в Бидар попал, чтобы познакомиться с некоторыми деканскими мудрецами. В Декане он представился Ала-уд-дину Ахмед-шаху II (1435–1457) и так очаровал его блеском своего ума, что султан упросил Махмуда Гавана остаться в Бидаре. Махмуд Гаван внял султановым просьбам, остался и быстро начал взбираться вверх по служебной лестнице. В следующее царствование Ала-уд-дина Хумайюн-шаха (1457–1461) он получил титул «Малик-ат-туджар», что значит «старшина купцов», и сделался первым сановником в Бидаре.

Гаваном, что значит «коровьим» прозвали Махмуда за его якобы остроумный ответ. Сидело будто бы однажды большое общество во главе с султаном на дворцовой террасе. В сад забрела нечаянно корова, подошла к террасе и начала громко мычать. Махмуд часто кичился своей ученостью перед дворцовой камарильей, и вот один из сановников, желая поставить его в неловкое положение, ехидно спросил:

— Быть может, ученый министр, уверяющий, что он знает почти все на свете, объяснит его величеству султану, что говорит корова?

— Она говорит, что я из ее рода, — последовал быстрый ответ, — и не должен разговаривать с ослом.

За этот находчивый ответ он и получил прозвище «Гаван».

Сам высокообразованный человек, Махмуд Гаван много помогал ученым. В Бидаре он построил великолепную медресе (духовная школа) и собрал в ней огромную по тем временам библиотеку в три тысячи рукописей. Фериштэ, видевший медресе через полтораста лет, описывает ее как прекрасное большое здание. Длина трехэтажной медресе была около шестидесяти метров, а ширина свыше пятидесяти. С востока в нее вели широкие ворота с двумя тридцатиметровыми башнями по бокам. С наружной стороны стены были украшены изразцами изумительной работы и стихами из Корана, вырезанными по зеленому и золотому полю.

Фериштэ рассказывает нам и о том, как трагически погиб Махмуд Гаван.

Некоторые из ненавидевших его сановников свели дружбу с доверенным рабом Махмуд Гавана, у которого хранилась, как им было известно, его печать. Они часто приглашали этого раба к себе в гости, угощали и спаивали его. Рабу льстило внимание знатных людей, и он с наслаждением участвовал во всех попойках.

Однажды, напоив раба, сановники попросили его, под каким-то предлогом, поставить на подсунутой ему бумаге личную печать его господина. Мертвецки пьяный раб, позабыв все на свете, прихлопнул печать к пустому листу бумаги. Заговорщикам только это было и нужно. Выше печати Махмуда Гавана они написали от его имени письмо соседнему правителю, царю Ориссы:

«Я утомлен развратом и жестокостями Мухамед-шаха. Декан может быть завоеван без больших усилий. На границе Раджамундри нет ни одного выдающегося полководца, вся эта местность открыта для нашествий с нашей стороны. Так как большинство офицеров и солдат преданы мне, то я присоединюсь к вам с сильным войском. Завоевав царство соединенными силами, мы разделим его на равные части».