Странный рыцарь Священной книги - [39]

— Добро пожаловать на мою родину!

Мне стало стыдно, что я с такой торжественностью произношу эти слова, но в темном небе величественно плыли тяжелые облака, могучее море вздымалось пепельно-серыми волнами, берег был пустынен и каменист — здесь торжественные слова были уместны. Вдали меж серых камней белели искореженные ребра брошенных лодок, как скелеты морских чудовищ, вылезших умирать на этом, всеми забытом бреге. Влад и Лада стояли молча, и мне почудилось, что впервые глаза их потеплели.

Влад с силой вдавил ногу в песок, повернул каблук своего сапога и сказал:

— Опять оставляем следы. А ведь всем берегом владеют люди Симона де Монфора.

Высокая волна поднялась, выплеснулась на берег и коснулась рогатины. Облизала ее, но тут же отступила, и пена бессильно ушла в песок. Лада сказала:

— Смотрите, птицы летят. Старец говорил, что голуби всего за три дня долетают от Тырнова до Альбы.

То были не голуби — кричали чайки.

3

В общине богомилов Конкореццо итальянские катары дали мне карту, чтобы я мог найти альбигойцев. Я сказал Ладе и Владу:

— Надо идти.

Найдя указанное место, я постучался в массивную дверь в каменной стене. По ту сторону стены залаяла собака и чей-то голос недовольно произнес:

— Проходи мимо.

Я сказал:

— Мне нужен Эмерик. Я ищу вощаную дощечку.

Сквозь узкую, как бойница, щель в стене пробился свет факела. Над стеной выросли три тени — взрослого мужчины и двух подростков. Альбигойцы внимательно оглядели нас, потом тени их исчезли. Послышались приглушенный говор и медленно удалявшиеся шаги. Мы мерзли перед дверью и озирались по сторонам в полной темноте. Наконец дверь отворилась, чьи-то руки затащили нас внутрь, во двор. Кто-то невидимый протянул нам небольшую вощаную дощечку и острое писало.

Дощечка была расчерчена на маленькие квадраты. Я стал шептать «Отче наш» и при каждом слове молитвы ставил крестики в этих квадратах. Закончив, протянул дощечку человеку, оставшемуся для нас невидимым — его скрывала теперь завеса, что опустил перед ним колеблющийся огонь факела.

Человек передал факел мальчику. Только теперь я рассмотрел его — худой, высокий, с благородным лицом и седой бородой. Это был Эмерик де Ревали.

Он положил на мою дощечку другую, с отверстиями. Через эти отверстия стали видны крестики, которые я начертал. Эмерик облегченно вздохнул и сказал:

— Добро пожаловать, братья. С добрыми ли вестями?

Я сказал:

— Мы прибыли из Болгарии.

Эмерик сказал:

— Неужели… Неужели привез?..

Я сказал:

— Привез.

Он упал на колени и простер руки к небу. И сказал:

— Благодарю Тебя, Господи, за то, что избрал Ты мой дом.

4

Альбигойцы собрались на общую молитву в большом помещении, построенном из камней, плотно притертых один к другому. Грубо отесанные бревна покрывали потолок. Полом служила хорошо утоптанная земля. Мы находились, должно быть, в старом сарае, все прочие постройки в темноте были не видны.

У стены стоял стол, на котором лежала круглая хлебная лепешка. Позади стола расположились — я, Влад и Лада. Рядом с нами — хозяин дома Эмерик. У нас с Владом забрала шлемов были опущены, а лицо Лады до самых глаз скрывал платок. Над нашими головами справа и слева горели два факела.

Перед нами, в самом центре, стояло человек двадцать — все в масках и в длинных плащах. В скудном свете факелов не видно было ни украшений, ни оружия у этих людей. Лишь время от времени в прорезях масок поблескивали глаза и зубы.

Эмерик сказал:

— Братья, преломим же благословенный хлеб, символ нашей веры.

Он попытался разломить лепешку, но она была такой черствой, что ему пришлось ломать ее о край стола. Эмерик сказал:

— Этому хлебу три месяца. Три месяца не собирались мы для обряда утешения. Потому и очерствел он так же, как наши сердца.

Альбигойцы, не снимая масок, выходили из тени в освещенный круг возле стола, брали по кусочку хлеба и вновь возвращались в полумрак.

Эмерик сказал:

— Перед вами трое посланцев из Тырнова. Братья болгары, простите нам, что встречаем вас с закрытыми лицами. Но две недели назад в нашем городе появились люди Святой Инквизиции.

Я сказал:

— Братья, мы идем к Совершенным, осажденным в Тулузе. Нам нужна ваша помощь.

Из темноты донесся голос:

— Голуби прилетели.

И воцарилось молчание. Эти люди боялись, как бы не узнали их даже по голосу. Я понял, что они вовсе не опытные заговорщики, привыкшие носить маски, а просто люди, вынужденные скрываться.

Тогда вперед вышел высокий человек, вступил в круг света и снял свою маску. Он приподнял голову, словно только теперь смог глубоко вздохнуть и дышать уже свободно. Человек этот казался стариком — худое, изможденное лицо, седые волосы — лишь осанка и голос выдавали в нем человека еще молодого. Он был сыном того времени, когда слабая плоть уступает страданиям и боли и стареет, а дух остается несломленным и молодым. Человек сказал:

— Я судья Бертран. Стыдно хозяевам встречать гостей, пряча лица свои под масками. Папа римский хочет заставить нас поверить в то, что человек человеку волк. Давайте же покажем, что мы люди.

Он подошел к нам и встал у каменной стены, больше не закрывая лица. Вышел еще один человек и тоже снял свою маску. Он оказался стариком, с лицом книжника, но вовсе не воина. И он сказал: