Странные сближения - [106]
Об этом я не говорю вслух, но, думаю, генерал со мною согласен.
Я не создан ни для низменных интриг, ни для высоких помыслов. Мне нечего делать здесь. Люди в монашеских одеяниях поднимаются с колен, отряхиваются — ритуал исполнен.
Пеликан с фрески глядит на меня, как на сардинку.
— Когда-нибудь придёт твое время, — Юрский дружески хлопает меня по спине. Здесь, в полутёмной ложе, обитой чёрным бархатом, стёрлись чины, мы все — даже те, кто не верит в герметические знания и воскрешение из огня — сделались в каком-то смысле братьями. — Придёт, будь уверен. Сколько тебе еще ждать, не знаю. Может статься, что и десять лет, и двадцать, но потом… — он протягивает мне серебряный медальон. — Возьми. Не пытайся открыть, ключа нет. Когда-нибудь тебе позволят увидеть, что там, внутри.
— А как быть, коли моя персона не понадобится никогда? — с надеждой спрашиваю я.
— Пока живы те, кто подлинно верен отчизне… — генерал оглядывается на лже-монахов, откинувших капюшоны и беседующих о чём-то у алтаря. — Ну или эти скоморохи, — вздыхает он, — тебе не стоит опасаться. Однажды ты будешь призван, и всё, что нам пока по силам сделать, — позаботиться, чтобы ты дожил до той славной поры.
— Что там? — я держу в руках тяжелый медальон. Крышка, удерживаемая невидимыми замками, прижата так тесно, что в щель под нею не войдёт и волос.
— Лицо человека, — отвечает из-за моей спины венерабль, — который важен для тебя значительно больше, чем ты думаешь.
— Значит, Розенкрейцеры?
Инзов чуть склонил голову.
— Почему вы мне не сказали сразу?
Инзов смерил Пушкина долгим взглядом и сказал:
— А зачем?
На это Пушкин не нашёлся, что ответить. Он сел напротив Ивана Никитича, пересадил Овидия с плеча на колени и задумчиво закурил.
— У тебя, верно, осталось немало вопросов, — медленно выговорил Инзов, решивший, по-видимому, что произошедшего между ними довольно, чтобы обращаться к Французу на ты. — На них я не отвечу. Ты прочитал достаточно.
— Мне показалось, некоторых листов не хватало. Какие цели преследовал орден, воспитывая вас? К чему именно вас готовили, и чего вы так долго ждёте?
— Я же сказал: не отвечу. А впрочем… — глаза Инзова почти скрылись под тяжелыми веками. — Чем дольше живу, тем больше надеюсь, что мне никогда не придётся стать тем, кем меня учили быть. И то, что может произойти с Россией, надеюсь, при моей жизни не произойдёт.
— Как агент на государственной службе я обязан убедиться…
— Брось, Пушкин, — устало сказал Инзов. — Будешь рыться в моих тайнах, так тебя твоё же начальство отзовёт раньше срока. Ты видел, кто у нас…
Пушкин молча жевал янтарный мундштук, разглядывая разложенные на столе древние страницы.
— Я не третья сила, — Инзов накрыл колени пледом. — Я старый губернатор и не желаю ничего иного. Лови своих шпионов, Пушкин. Бог даст, мы с тобой не увидим того, к чему меня готовили. С тех пор прошло тридцать лет, и я никому не понадобился.
Он смотрел куда-то за плечо Пушкину, и Александру показалось — всего на мгновение — что вокруг Инзова движутся в сквозящих из окна лучах призраки в осыпающихся пудрою париках и вышитых камзолах, кресла начинают втайне перемигиваться между собою, поминая прошлых седоков, а из-за гардин выплывают дамы в необъятных платьях, но стоило моргнуть, видение исчезло.
— Быстро вы устранили разгром, — Пушкин оглядел чисто прибранную комнату. (Афанасий вешал новую люстру — поменьше и поскромнее но всё равно Бог знает где он успел её достать).
— Умеют работать, — Инзов впервые со дня их знакомства довольно улыбнулся. — Кстати, все покупки новой мебели я записал на ваш счёт.
— Что?! — Француз подпрыгнул в кресле; Овидий впился коготками ему в ногу и зашипел.
— Вам скоро жалованье получать, а сегодняшнее происшествие случилось, как-никак при вашем участии. Не с Орлова же мне спрашивать возмещения.
Весна захватила Кишинёв в считанные дни — сразу, как сошёл снег. Чёрные, кривые стволы тутовых деревьев, похожие на драконов, рвущихся из-под земли, покрылись легкомысленными зелёными бантиками, вызвав у Пушкина почти детское веселье. Овидий сошёл с ума от появившихся мух и часами выслеживал их на подоконнике. Успешно ли — Пушкин сказать не мог, поскольку сам был занят тем же на подоконнике соседнего окна. Успешно.
К середине апреля Пушкиным овладела какая-то ядовитая злость, происходящая, вероятно, от того, что он уже два месяца не был влюблён. От злости он начал с особенным рвением ходить по гостям и спорить о политике. В каждом отъявленном спорщике, с пеною у рта доказывающем превосходство или крах греческой идеи или австрийского вмешательства в революцию Неаполя, или толкующем о величии Российской империи, равно как и о её ничтожестве, теперь виделись ему братья, породнившиеся с ним общей бедой, и всё труднее было удержаться от вопроса к такому человеку: «что, брат, а у тебя давно не было женщины?»
От злости же он вдруг впервые за долгое время написал довольно длинные стихи, которые сам же определил в категорию «для друзей».
Всё так и происходило — в митрополии звонили, Никита давал, и т. д. В общем, с точки зрения качества новые стихи не отличались в глаза Пушкина от рисунков на полях. Всех, кому Пушкин собирался читать, он спешил наперёд заверить, что стихи дрянные, боясь признаться, что они ему нравятся, и не нашлось других слов, чтобы описать всё это — цветастое, напыщенное, невежественное и искреннее — из чего был составлен Кишинёвский быт.
Это — исторический роман, приключенческий роман, роман-пародия, остросюжетный детектив, биография, альтернативная история, вестерн, немного поэзии… Это — не вариация на тему «что могло бы быть», но грустная и ироничная констатация: «скоро будет казаться, что так и было». Короче: это роман обо всём, кроме Пушкина. А то, что Пушкин в этой книге оказался главным действующим лицом, не имеет никакого значения. Короче, это продолжение приключений тайного агента Коллегии Иностранных Дел А. Пушкина на юге империи.
Хороший кофе не должен бодрить. Он должен воскрешать из мёртвых. Впрочем, книга не об этом. Незаметно для всех наступил Золотой век, он же Эра милосердия, он же — Сатья-Юга. Незаметно — потому, что жизнь по неизвестным причинам не стала лучше. И разобраться с загадкой предстоит самому Шестикрылому Серафиму, начальнику над всеми небесными сферами. Впрочем, книга не об ангелах. Книга о рождении чудовища — из обычной жизни, из знакомой нам всем эпохи, из судьбы, в которой нет ничего примечательного. Книга о прекрасной и опасной вере в свою правоту.
Эта книга является переизданием моего первого сборника, который вышел в 2013 году. Если бы меня попросили описать одним словом, о чем она, то я бы сказала, что о любви. Надеюсь, тебе, дорогой читатель, такое придется по вкусу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действия происходят до событий первой части. Кэйл, всегда мечтавший изменить свою жизнь, попадает к Псам и принимается за тренировки, чтобы доказать всем вокруг, что он достоин этого места. Он находит друзей, девушку, даже сестру, о которой никогда не знал, но вместе с этим в его жизнь врываются опасности и тайны, которые нужно поскорее раскрыть. В самом центре Логова разрастается заговор, начинают умирать Капитаны, появляются предатели. И если не остановить их, то конец придёт не только всем Псам, но и главному герою тоже.
Вернувшись, герой обрёл силу, неуязвимость и бессмертие. Чтобы контролировать его, люди Утюга похищают дочь героя и жену. Ольга отправляется в Бездну с мужем. С ними идут бойцы, учёные и супруга Утюга — Диана. Утюг подозревает жену в измене, и начальник охраны получает приказ, оставить её в Бездне.В этот раз путь начинается более драматично и люди гораздо раньше. На привале, во время сна к герою является призрак погибшей Оксаны и предупреждает об опасности.Диана и её водитель Паша устроили заговор, и группа разделяется.
Русская боярыня воспитанная в монастыре, приезжая домой попадает в водоворот политических интриг от которых приходится бежать. Ее преследуют очень навязчивый ухажер, наследный принц Франции. Но боярыня молода и упряма, поэтому несносному кавалеру придется хорошо " побегать" что бы добиться расположения девицы.
Он всегда приходит без приглашения во тьме ночной. Имя этому гостю Страх, черный человек, Король Кошмаров. Но разве так страшны иллюзии, если сравнивать с тем, что выплескивает водопадом реальность? Бугимен после поражения ищет способ восстановить свою силу и выместить гнев. Казалось бы, явиться к той, что постоянно видит кошмары — лучшее решение. Но так ли все просто?